Иконоборчество и иконопочитание в Византии

Истоки иконопочитания у православных христиан восходят к первым векам нашей эры. Археологи находят изображения в христианских катакомбах, относящиеся еще к апостольскому времени. Однако следует сказать, что христианские изображения периода гонений носили, по преимуществу, аллегорический характер. Появление икон в нашем понимании следует отнести к IV – V вв., когда, по замечанию Е. Смирнова, их почитание «вошло во всеобщее употребление в Христианской Церкви». Согласно православному учению, почитая священные изображения, мы воздаем честь не им самим, а лицам, изображенным на них. Однако, начиная с VII в., все больший размах стали набирать суеверия, связанные с почитанием священных изображений. «Простой народ, вследствие недостаточности религиозного образования, по большей части придавал внешности и обрядности в религии главное значение. Смотря на иконы и молясь перед ними, люди необразованные забывали возноситься умом и сердцем от видимого к невидимому и даже мало-помалу усвоили убеждение, что лица, изображенные на иконах, неотделимы от икон. Отсюда легко развилось поклонение собственно иконам, а не лицам изображаемым, – развилось суеверие, граничащее с идолопоклонством». В результате, подобные суеверия стали одной из предпосылок появления другой крайности, развившейся из естественной попытки противостать вышеупомянутым злоупотреблениям, - ереси иконоборчества.

Вообще, рассматривая причины появления иконоборчества, указывают на следующие факторы: 1) влияние ислама и иудаизма; 2) забота императоров о процветании Византийской империи; 3) суеверия в отношении к вещественным святыням и т.д. Однако «самой главной причиной сему было ошибочное понимание в иконоборцах истинной религиозности. Там, где действовала потребность религиозная, подозревали гнездо суеверия и, под предлогом его уничтожения, подавляли существенные проявления истинной веры».

Благодаря вмешательству государственной власти иконоборчество не просто распространялось как еретическое учение, но также подверглись преследованиям почитатели священных изображений. Первым императором-иконоборцем был Лев III Исавр (717-741).

В 726 г. императором был издан эдикт против почитания икон. Однако на защиту иконопочитания стали патриарх Константинопольский Герман, а также прп. Иоанн Дамаскин, доказывавший, что запрет Декалога на изображения лишен для Церкви актуальности в связи с фактом боговоплощения. На Западе ревнителем иконопочитания являлся папа Григорий II, написавший Льву Исавру в защиту икон письмо.

В 733 г. отказавшийся выполнять императорский эдикт 730 г. о вынесении из храмов всех икон патриарх Герман был низложен. Его приемником стал во всем послушный императору Анастасий.

После смерти Льва III вместо законного наследника, сына умершего монарха, Константина Копронима императором стал его зять, стратиг опсикийского войска Артавасд, при котором иконопочитание вновь приняло открытую форму. Однако в 743 г. Артавасд был свержен, и власть перешла в руки Константина, «самого сурового из императоров-иконноборцев».

Желая покончить с иконопочитанием как ересью, император созвал в 754 г. «Вселенский» собор, на котором присутствовало 338 епископов, но не было, ни одного патриарха. Собор осудил иконопочитание как идолопоклонство и предал анафеме всех его защитников и, в первую очередь, прп. Иоанна Дамаскина.

В 775 г. императором стал сын Копронима Лев Хазар, «воспитанный в духе иконоборческом». Однако на слабовольного Льва имела большое влияние супруга Ирина, тайная иконопочитательница, благодаря чему гонения утихли, а епископские кафедры стали занимать тайные сторонники почитания икон.

После смерти Льва Хазара в 780 г. по причине малолетства наследника, Константина Багрянородного, полнота власти сосредоточилась в руках Ирины. Иконопочитание вновь стало открытым, и патриарху-иконоборцу Павлу пришлось оставить кафедру, уступив ее свт. Тарасию.

В это время как светской, так и духовной властью осознавалась необходимость созыва нового Вселенского собора, который и был открыт в 786 г. в Константинополе. Однако на нем большинство епископов было противниками иконопочитания. Поэтому собор был перенесен на 787 год в Никею, когда иконоборческие солдаты были уволены. В соборе приняло участие 367 отцов. Теперь епископы-иконборцы были в меньшинстве. Патриарх Тарасий пообещал им сохранение сана в случае покаяния, на что те согласились. Иконоборчество было анафематствовано и утверждено почитание икон. Однако на этом борьба с иконоборчеством не закончилась.

После собора партия иконоборцев все еще была сильна, многие епископы, отрекшиеся от ереси ради сохранения сана, снова стали открытыми иконоборцами, и с воцарением Льва Армянина (813-820) начались новые гонения. Защитниками православия в данный период выступили константинопольский патриарх Никифор и преп. Феодор Студит, отвергавшие призывы императора примириться с иконоборческой партией. Лев сместил и сослал Никифора, поставив вместо него иконоборца Феодота Касситера. Был созван собор, провозгласивший законность собора 754 г. Однако лишь незначительное число монахов признало его, а большинство, «под руководством Феодора Студита, не хотело знать ни нового патриарха, ни собора, ни его предложений».

Приемник Льва Михаил Косноязычный (820-829) вернул Никифора из ссылки, однако, боясь иконоборческой партии, разрешил лишь домашнее иконопочитание.

С воцарением Феофила (829-842) гонения возобновились с новой силой. Однако Феофил был последним императором-иконоборцем. После его смерти к власти пришла его жена-иконопочитательница Феодора. Патриарха-иконоборец Иоанн Грамматик был низложен, вместо него был поставлен св. Мефодий, который созвал собор, окончательно восстановивший иконопочитание, а 19 февраля 842 г., в первое воскресенье Великого поста состоялся торжественный крестный ход с иконами по улицам города. Этот день и сегодня празднуется Церковью, как день торжества православия, то есть победы над всеми ересями.

Таким образом, иконоборчество, возникнув из оправданного противодействия развившимся суевериям, переросло в настоящую ересь. Покровительствуемые светской властью иконоборцы сделались гонителями и злейшими врагами православных. Однако ни усилия светской власти, ни неистовство самих еретиков не смогли сломить православных, твердо отвергнувших ересь и разбойничьи соборы, пытавшиеся ее навязать.

В результате на VII Вселенском соборе 787 г. иконоборчество было осуждено, и хотя до окончательной победы над ересью было еще далеко (торжество православия, как мы видели наступило более, чем полстолетия спустя – в 842 г. при императрице Феодоре), тем не менее, было четко сформулировано православное учение о почитании вещественной святыни, уходящем корнями в первые века христианства.

21. Падение Византии. Эпоха Палеологов (1261 – 1451)

В то время как империя Палеологов в политическом и экономическом отношении переживала критические времена, уступая шаг за шагом перед османскими турками, уменьшаясь постепенно в размерах и будучи, наконец, ограничена Константинополем с его ближайшими окрестностями и Мореей, казалось бы, для какой-либо культурной работы не могло быть ни места, ни времени, ни подходящих условий. Однако, в действительности гибнущее государство XIV и XV веков и, по преимуществу, Константинополь являлись центром живой и высокой культуры, умственной и художественной. Как в былые лучшие времена империи, константинопольские школы процветали, и молодые люди приезжали туда учиться не только из далеких греческих областей, - таких, как Спарта и Трапезунд, но даже из Италии, где в эти века творилась великая работа Возрождения. Оживление заметно и в поэзии, как в высокой, так и в народной. Наконец, это литературное возрождение сопровождалось и возрождением художественным, оставившим нам памятники высокой ценности. Помимо Константинополя, Мистра-Спарта отличалась высоким уровнем культурной жизни. Четырнадцатое столетие было также Золотым Веком для искусства и литературы в Фессалонике (Салонике).

Одним словом, в минуты политической и экономической гибели эллинизм как бы собирал все свои силы, чтобы показать живучесть вечной культурной классической идеи и этим самым создать надежду на будущее эллинское возрождение XIX века.

Михаил VIII Палеолог писал в пользу унии, был автором канонов главнейшим мученикам, оставил нам любопытную, найденную среди рукописных сокровищ Московской синодальной библиотеки “автобиографию” и основал в Константинополе грамматическую школу. Любителем наук и искусств и покровителем ученых и художников был Андроник II Старший. Некоторые ученые предполагают при нем и под его покровительством создание художественной среды, определенной художественной школы, откуда вышли такие замечательные памятники искусства, как мозаики монастыря Хоры (теперь мечеть Кахриэ-джами) в Константинополе. Особенно выдавался своим образованием и литературным талантом Мануил II. Будучи тонким богословом, знатоком классического языка, искусным диалектиком и прекрасным стилистом, он оставил нам богатое, не вполне еще изданное литературное наследие в виде, например, трактата об исхождении Св. Духа, апологии против ислама, ряда речей на различные случаи жизни, изящного, написанного в Париже в несколько шутливом тоне “Изображения весны на королевском тканом занавесе,” и, наконец, большого количества интересных писем к различным выдающимся деятелям эпохи, написанных императором частью во время его вынужденного пребывания при османском дворе, а также во время заграничной поездки в Западную Европу.

Но самое первое место среди императоров, известных в истории византийской литературы, занимает соперник Иоанна V, Иоанн VI Кантакузен, закончивший после вынужденного отречения свои дни монахом под именем Иоасафа и посвятивший это время своего удаления от мира научным занятиям и литературной деятельности.

Эпоха Палеологов дала группу интересных и выдающихся историков, из которых большинство задавалось целью описать трагические события этой эпохи, освещая их иногда с определенных точек зрения. Переселившийся в Константинополь из Никеи после изгнания латинян Пахимер (1242-1310), будучи образованным человеком, достиг высокого положения в государстве.

В начале XIV века Никифор Каллист Ксанфопул составил компилятивную “Церковную историю.” Его первоначальный план, возможно, заключался в том, чтобы довести изложение до своего времени, однако он остановился на 911 годе. Полностью, однако, существует только та часть его сочинения, в которой излагаются события от Рождества Христова до начала VII века. Он написал также некоторое количество церковных поэм, эпиграмм и несколько других сочинений.

В XIV веке жил один из величайших ученых и писателей последних двух веков существования Византии Никифор Григора, известный по истории исихастского движения. По разнообразию и объему знаний, остроумию, искусству в диалектике и по твердости характера он превосходил всех византийцев времени Палеологов и может быть сопоставлен с лучшими представителями западного Возрождения.

Афинянин по происхождению, Лаоник Халкокондил, или Халкокандил, иначе, в сокращенной форме Халкондил, поставил в центре своего труда, как известно, не Константинополь и не двор Палеологов, а молодое и сильное османское государство. Он написал “Историю” в десяти книгах, излагающую события с 1298 по 1463 гг., или, если точнее, до начала 1464 г. В ней он дал не историю династии Палеологов, а историю османов и их государей.

Эпоха Палеологов, выставив целый ряд историков, почти не дала хронистов. В XIV веке был только один, некто Ефрем, написавший стихотворную хронику (около 10 000 стихов), охватывающую время от Юлия Цезаря до восстановления империи Михаилом Палеологом в 1261 году. С исторической точки зрения она практически бесполезна.

Бога не видел никто никогда;
Единородный Сын,
сущий в недре Отчем,
Он явил. Ин. 1.18

Эпоха иконоборческих споров, сотрясавших христианский мир в VIII-IX веках, оставила неизгладимый след в истории Церкви. Отголоски этого спора слышны в Церкви и по сей день. Это была жесточайшая борьба с жертвами с обеих сторон, и с величайшим трудом одержанная иконопочитателями победа вошла в церковный календарь как праздник Торжества Православия.

В чем же суть этих споров? Только ли за эстетические идеалы боролись друг с другом христиане, “не щадя живота своего”, впрочем, как и чужого. В этой борьбе мучительно выкристаллизовывалось православное понимание мира, человека и человеческого творчества, вершиной которого, по мнению апологетов иконопочитания, и стала икона.

Иконоборчество родилось не где-то за пределами христианства, среди язычников, стремящихся к разрушению Церкви, а внутри самой Церкви, в среде православного монашества – духовной и интеллектуальной элиты своего времени. Споры об иконе начались с праведного гнева истинных ревнителей чистоты веры, тонких богословов, для которых проявления грубого магизма и суеверия не могли не оказаться соблазном. И действительно, было чем возмутиться. В Церкви получили распространение весьма странные формы почитания священных изображений, явно граничащие с идолопоклонством. Так, например, некоторые “благочестивые” священники соскабливали краску с икон и подмешивали ее в причастие, полагая тем самым, что причащаются тому, кто изображен на иконе. Бывали также случаи, когда, не чувствуя дистанции, отделяющей образ от Первообраза, верующие начинали относиться к иконам, как к живым, брали их в поручители при крещении, при пострижении в монашество, ответчиками и свидетелями на суде и т.д. Таких примеров множество, и все они свидетельствуют о потере правильной духовной ориентации, о размывании четких евангельских критериев отношения к жизни, которыми некогда была сильна первая Церковь.

Причины подобных явлений, серьезно встревоживших защитников ортодоксии, следует искать в том новом состоянии Церкви, которое она обрела в постконстантиновскую эпоху. После Миланского эдикта (313 г.), даровавшего христианам свободу, Церковь стремительно развивалась вширь. В нее хлынул поток язычников, которые, воцерковляясь, меняли только внешний свой статус, но, в сущности, оставались по-прежнему язычниками. Немало способствовал этому получивший распространение обычай крещения детей, а также кардинальное изменение отношений Церкви и государства. Теперь вхождение в Церковь не было связано с риском и жертвами, как во времена первых христиан. Нередко поводом для принятия христианства становились причины политические или социальные, а отнюдь не глубокое внутреннее обращение, как некогда в апостольское время. То, что еще вчера казалось чуждым и неприемлемым, сегодня становилось привычным и терпимым: первые христиане умирали за свободу от диктата государства и отказ поклоняться императору, христиане Византии стали воздавать императору честь, едва ли не равную Богу, оправдывая принцип симфонии идеей сакрализации государства. Границы Церкви и империи в сознании простых людей стали сливаться. Все члены ранних христианских общин назывались верными, царственным священством (1 Петр. 2.9), а те, кто вне Церкви – мирянами. Со временем термин “миряне” стал обозначать церковный народ, в отличие от священнослужителей, поскольку в Византийской империи некрещеных практически не было. Это размывание границ Церкви и возрастание перегородок внутри нее сильно отзовется в последующие времена христианской истории. Таким образом, мир стремительно входил в Церковь, взрывая ее изнутри, и Церковь не всегда справлялась с этим разрушительным потоком. Мощное движение монашества, зародившегося в IV веке, было в определенной степени ответом на это обмирщение Церкви, ибо наиболее духовно чуткие люди воспринимали внешний триумф Церкви как духовную катастрофу, провидя за пышным фасадом ее внутреннее ослабление. Распространилось даже мнение, что в миру спастись невозможно, что необходимо бежать из мира. Раннее монашество и пустынножительство было своего рода духовным диссидентством и разбросанные по пустыне монашеские поселения ощущали себя как бы “Церковью внутри Церкви”.

На этом этапе, сложном и переломном для всей Церкви, нужны были новые средства катехизации, которые были бы понятны тысячам обычных людей, не искушенных в тонкостях богословия, а просто нуждающихся в наставлении, в вере. Наиболее эффективным средством была икона; сильное эмоциональное воздействие, знаковая структура, несущая информацию на невербальном уровне, – эти свойства иконы способствовали ее широкому распространению, и заложенная в ней духовная основа становилась достоянием самых простых новообращенных душ. Вот почему именно на икону так уповали св. отцы, называя ее “Библией для неграмотных”. Действительно, через икону вчерашние язычники лучше постигали тайну воплощенного Слова, нежели через книжные знания.

Нередко вчерашние язычники, обращаясь ко Христу, становились святыми, как это было, скажем, в случае с Блаженным Августином. Но чаще бывало другое – языческая стихия оказывалась сильнее христианского семени, и тернии заглушали ростки духа: в неофитском сознании неизбежно происходила фольклоризация веры, привносящая в традицию Церкви чуждые элементы, иноприродные обычаи. В конце концов проникновение магического отношения в культ вытесняло изначальную свободу духа, дарованную Самим Христом. Еще апостолам и ранним апологетам приходилось сталкиваться с проблемой очищения веры от примесей. Таких примеров много в посланиях Павла общинам Коринфа, Фессалоник, Галаты. К IV веку появилась необходимость систематизировать канон Ветхозаветных и Новозаветных книг, дать ответ на распространившиеся ереси, сформулировать основные догматы веры. В этом процессе, особенно на ранних этапах, с IV по VI век церковное искусство исполняло важную вероучительную функцию. Например, св. Григорий Нисский в похвальном слове великомученику Феодору говорит так: “живописец, изобразив на иконе доблестные подвиги (…) мученика (…), начертание человеческого образа подвигоположника Христа, все это искусно начертав красками, как бы в какой объяснительной книге, ясно рассказал нам подвиги мученика (…). Ибо и живопись молча умеет говорить на стенах и доставлять величайшую пользу”. Другой святой подвижник – Нил Синайский, ученик Иоанна Златоуста, дает следующий совет некоему префекту Олимпиодору, вознамерившемуся построить церковь и украсить ее фресками и мозаиками. “Пусть рука превосходнейшего живописца наполнит храм с обеих сторон изображениями Ветхого и Нового Завета, дабы те, кто не знает грамоты и не может читать Божественных писаний, рассматривая живописные изображения, приводили себе на память мужественные подвиги искренне послуживших Христу Богу и возбуждались к соревнованию достославным и приснопамятным доблестям, по которым землю обменяли на небо, предпочтя невидимое видимому”.

Однако широкое распространение иконописных изображений в народе было не только школой веры, но и той почвой, на которой неокрепшее в вере сознание невольно провоцировалось своим языческим прошлым. Не умея понять глубину различия образа и Прообраза, неофит отождествлял их и его почитание икон превращалось в идолопоклонство, а молитва перерастала в магическое действие. Отсюда и возникали те весьма опасные отклонения, столь возмущавшие строгих ортодоксов, о чем говорилось выше.

Наряду с этим византийская знать, которая в отличие от простолюдинов была образованна и изощренна в богословских вопросах, впадала в другие крайности. Так, например, при императорском дворе в моду вошли наряды, украшенные изображением святых, ангелов и даже Христа и Богородицы. Светская мода явно стремилась подражать стилю священнических одежд, восхищавших современников великолепием и пышностью. Но если употребление сакральных образов в церковных облачениях объяснимо их символической функцией, то использование священных изображений в светской одежде противоречило не только здравому смыслу, но и являлось явной профанацией святынь. И это также не могло не возмущать истинных ревнителей Православия. Некоторые из них даже приходили к выводу, что лучше вовсе не иметь икон, нежели поощрять возврат к язычеству. Этот неожиданный поворот ортодоксии вполне объясним, ибо когда маятник сильно оттягивают в одну сторону, то он неизбежно отклонится с той же силой в прямо противоположную сторону.

Надо помнить также, что в предиконоборческую эпоху процесс формирования художественного языка церковного искусства еще не завершился. Восприняв на определенном этапе традиции позднеантичной живописи, в иконописи (а также фреске и мозаике) происходил отбор собственных художественных принципов. Со временем икона сформировалась как сложнейшая и гармоничная знаковая структура. Таким образом, ее язык от первоначального чувственного реализма постепенно переходил к формам все более символическим и аскетическим. И на ранних этапах соединение античной (а в сознании людей того времени – просто языческой) традиции с христианским откровением вызывало по меньшей мере недоумение. В какой-то мере опасения об излишней чувственной природе античного искусства, обольщающего глаз и уводящего душу от чистого созерцания, были не лишены основания. Постоянно раздавались голоса: “Как даже осмеливаться посредством низкого эллинского искусства изображать Преславную Матерь Божию, в Которой вместилась вся полнота Божества, высшую небес и святейшую херувим?” Или: “Как не стыдятся посредством языческого искусства изображать имеющих царствовать со Христом, соделавшихся сопрестольными Ему, которым предстоит судить вселенную, уподобившихся образу славы Его, когда, как говорят слова Священного Писания, их не был достоин весь мир?”

Блаженный Августин в своем трактате “О Троице” также возмущается творчеством некоторых художников, которые позволяют изображать Христа слишком вольно, как им заблагорассудится, что немало смущает церковный народ и рождает в нем нежелательные эмоции.

В VI-VII вв. на границах Византийской империи появляется и активизируется ислам. Почитая Единого Бога, Бога Авраама, Исаака и Иакова, так же как иудеи, мусульмане отрицательно относились к священным изображениям, памятуя о заповеди Моисея. Влияние мусульманского ригоризма не могло не сказаться на христианском мире, православные “суперортодоксы” в восточных христианских провинциях во многом были согласны с правоверными последователями пророка Мухаммада. Первые серьезные конфликты по поводу икон и первые гонения на иконопочитателей начались на границе двух миров: христианского и исламского. В 723 г. халиф Иезид издал указ, обязывающий убрать иконы из христианских храмов на подвластных ему территориях. В 726 г. такой же указ издал византийский император Лев Исавр. Его поддержали епископы Малой Азии, известные своим строго аскетическим отношением к вере. С этого момента иконоборчество становится не просто интеллектуальным движением, но агрессивной силой, перешедшей в наступление.

Таким образом, православие встало перед проблемой защиты икон с двух прямо противоположных сторон: с одной стороны – от грубого магизма полуязыческой народной веры, с другой – от полного отрицания и уничтожения “ревнителями чистой духовности”. Обе тенденции образовывали своего рода молот и наковальню, между которыми выковывалась в своей кристальной ясности богословская мысль, защищавшая иконопочитание как важнейший элемент православия.

Иконоборческая эпоха делится на два периода: с 726 по 787 г. (от указа Льва Исавра до VII Вселенского собора, созванного при императрице Ирине) и с 813 по 843 г. (с воцарения императора Льва V Армянина до созыва Константинопольского собора, установившего праздник Торжества Православия). Более ста лет продолжавшаяся борьба породила новых мучеников, кровь которых теперь была на руках и совести христиан.

Основной фронт борьбы был сосредоточен в Восточной части Церкви, хотя споры об иконе всколыхнули Церковь по всей ойкумене. На Западе иконоборческие тенденции проявлялись значительно меньше, в силу варварского состояния западных народов. Тем не менее Рим реагировал на события быстро и остро: уже в 727 г. папа Григорий II собрал Собор, который дал ответ на указ Льва Исавра и подтвердил ортодоксальность иконопочитания. Папа отправил Патриарху Константинопольскому послание, которое затем было зачитано на VII Вселенском Соборе и сыграло важную роль. Его преемник – папа Григорий III на Римском Соборе 731 года постановил лишать причастия и отлучать от Церкви тех, кто будет осквернять или оскорблять святые иконы.

Для западной ситуации иконоборческих времен показателен случай с марсельским епископом Серениусом, который приказал убрать иконы из храма под тем предлогом, что народ воздает им неправильное поклонение. На что папа Григорий 1, хваля его за ревность в борьбе с язычеством, но, предостерегая от осквернения святынь, писал, что иконы “выставляются в храмах, дабы неграмотные, смотря на стены, могли читать то, чего не могут читать в книгах”.

Но в целом христианский Запад не испытывал тех крайностей иконоборчества, с которыми пришлось столкнуться христианскому Востоку. Это имело свои положительные стороны – в самый разгар борьбы иконопочитателей и иконоборцев, когда государственная власть силой своего давления перетягивала чащу весов в пользу отрицающих иконы, нередко именно голос римского епископа звучал как единственный трезвый голос в Церкви, поданный в защиту ортодоксии. С другой стороны, иконоборчество на Востоке, как это ни странно, способствовало развитию богословия иконы, заставляя в этой борьбе оттачивать мысль, искать более веские аргументы, отчего само православие обретало все большую глубину. На Западе же не было столь серьезной необходимости защиты иконопочитания, поэтому и богословская мысль не спешила развиваться в этом направлении. Запад не выработал иммунитета против иконоборчества, а потому оказался беззащитным перед иконоборческими тенденциями протестантизма в Новое время. И вся средневековая история церковного искусства на Западе, в противоположность Востоку, воспринимаемая как движение от иконы к религиозной картине, есть не что иное, как размывание и в конечном итоге – утрата иконного (богословско-символического) начала. В XX веке Запад мучительно возвращается к иконе.

Но вернемся к иконоборческим спорам VIII-IX вв. Первым актом иконоборчества было уничтожение по приказу императора иконы Спаса, висевшей в Константинополе над воротами в императорский дворец. Видя эту кощунственную акцию, возмущенный народ растерзал чиновника, исполнявшего приказ. На это император ответил репрессиями. Борьба из сферы теоретической перешла в открытую войну.

Не прекратились и богословские баталии, ибо каждая сторона искала свои аргументы в этом споре. Иконоборческий собор, созванный в 754 г., декларирует в своих постановлениях: “Нечестивое учреждение лжеименных икон не имеет для себя оснований ни в Христовом, ни в отеческом апостольском учении, нет также специальной молитвы, освящающей их, чтобы из обыкновенных предметов сделать их святыми; но они (т.е. иконы) постоянно остаются вещами обыкновенными, не имеющими никакого особенного значения, кроме того, какое сообщил им иконописец”. Иконоборцы не отрицали искусство как таковое, не отрицали даже церковное искусство (отстаивая в основном декоративные принципы украшения храмов), но восставали против иконопочитания как молитвенного акта и против иконы как сакрального изображения. Правда, в среде иконоборцев были различные мнения по поводу того, что и как следует изображать на иконах и фресках, но в целом их аргументы сводились к тому, что в Писании сказано “Бога не видел никто никогда” (Ин. 1.18), а потому, по их мнению, единственной иконой Бога может быть только Евхаристия – Тело и кровь Христовы. Эту точку зрения весьма пространно излагает император Константин Копроним в своем богословском трактате.

Аргументация иконопочитателей также опирается на евангельское откровение: “Бога не видел никто никогда…” (Ин. 1.18), но вторая половина этого стиха, которую так упорно не замечали противники икон, для сторонников иконопочитания становится объяснением не только возможности изображать Бога (Христа), но и проясняет отношения образа и Прообраза, архетипа, изображения и изображаемого. В законченном виде это место из Евангелия звучит так: “Бога не видел никто никогда, Единородный Сын, сущий в недре Отчем, Он явил” (Ин. 1.18) . Таким образом, в тайне Воплощения Слова – Невидимый, Неизреченный, Непостижимый Бог становится близким и понятным, и это дает основания для изображения Христа. “Если ты узрел, что Бестелесный стал человеком ради тебя, тогда, конечно, ты можешь воспроизвести Его человеческий образ. Если Невидимый, воплотившись, стал видимым, ты можешь изобразить подобие Того, Которого видели. Если пребывающий в Образе Божьем принял образ раба, низвел себя к количеству и качеству и облекся человеческим естеством, запечатлевай на дереве и предлагай Того, Кто стал видимым” (св. Иоанн Дамаскин).

Иконоборцы исходили изначально из неправильного определения термина “икона”, считая, что здесь непременно подразумевается тождество образа и Прообраза, их единосущность. Но иконопочитатели настаивали на принципиальном различии их, поскольку различны уровни их бытия. “Иное есть изображение, иное то, что изображается” (св. Иоанн Дамаскин). “Икона сходна с архетипом благодаря совершенству искусства подражания, сущностью же она от Первообраза отлична. И если бы ни в чем не отличалась от Первообраза, то это была бы не икона, а не что иное, как сам архетип” (патриарх Никифор). На этом основании Евхаристию невозможно считать иконой, ибо здесь наличествует то самое тождество. “Сие есть Тело Мое, сия есть Кровь Моя” – сказал Господь Иисус Христос. Он не сказал: “это будет образом Тела и Крови”, но “сие есть Тело, сия есть Кровь”. Следовательно, мы и причащаемся Его естества. В молитвенном же созерцании иконы мы имеем общение с Первообразом, не смешивая цель и средство; видимое постигаем через невидимое, земное через небесное. “Никто не будь столь безумен, чтобы истину и тень ее, архетип и изображение его, причину и следствие мыслить по существу тождественными” (св. Федор Студит).

Выступая против грубых форм почитания икон, граничащих с идолопоклонством, и одновременно отметая аргументы обвиняющих православных в магизме и материализации духовности, св. Иоанн Дамаскин писал: “Я не поклоняюсь веществу, но Творцу вещества, соделавшемуся веществом ради меня, соблаговолившему вселиться в вещество и через посредство вещества соделавшемуся моим спасением”. Св. Федор Студит прибавляет к этому следующее: “Оно (Божество) присутствует также в изображении Креста и других божественных предметов не по единству природы, т.к. эти предметы не плоть Божественная, но по относительному их Божественному причастию, т.к. они участвуют в благодати и чести”. Другие богословы отмечали, что как мы чтим Библию, не поклоняясь “естеству кож и чернил”, но Слову Божьему, заключенному в ней, так мы почитаем в иконе не краски и доски, а Того, чей образ написан этими красками на этой доске. Честь, воздаваемая иконе, относится к Первообразу.

В 787 году в Никее был созван Собор в защиту иконопочитания, который вошел в историю под названием VII Вселенского. В постановлениях собора даны четкие определения православной позиции относительно икон и иконопочитания. Суть соборных решений следующая: “Мы неприкосновенно сохраняем все церковные предания, утвержденные письменно и неписьменно. Одно из них заповедует делать живописные изображения, т.к. это согласно с историей Евангельской проповеди, служит подтверждением того, что Христос истинно, а не призрачно вочеловечился, и служит на пользу нам. На таком основании определяем, чтобы святые и честные иконы, точно также как и изображения честного животворящего креста, будут ли они сделаны из красок или мозаики или какого-нибудь другого вещества, только бы сделаны приличным образом, будут ли они находиться в церквах Божиих, на священных сосудах, или на стенах и на дощечках, или на домах, или на дорогах, а равно будут ли это иконы Господа и Спасителя нашего Иисуса Христа или непорочной Владычицы нашей Богородицы или честных ангелов и всех святых и праведных мужей… Чем чаще при помощи икон они являются предметом нашего созерцания, тем больше взирающие на них возбуждаются к воспоминанию о самих первообразах; приобретают более любви к ним и получают побуждение воздавать им лобзание, почитание и поклонение, но никак не служение (λατρεία ), которое по вере нашей приличествует только Божественному естеству…”. Отцы Собора подчеркивали также: “Не изобретение живописцев производят иконы, а ненарушимый закон и предание Православной церкви; не живописец, а свв. отцы изобретают и предписывают: им принадлежит сочинение, живописцу же – только исполнение”.

Любопытно, что в ответ на нападки иконоборцев, утверждавших, что иконы не должны почитаться в церквах именно потому, что нет специальной молитвы, освящающей иконы, отцы Собора пишут так: “Над многими такими предметами, которые мы называем святыми, не читается священной молитвы, потому что они по самому имени полны святости и благодати”. Практика освящения икон укоренилась в Церкви, видимо, довольно поздно.

Деяния VII Вселенского Собора были подписаны представителями всех поместных церквей, в том числе и Римского Престола.

VII Вселенский Собор состоялся в 787 году, но понадобилось еще более полувека, чтобы позиции иконопочитателей были закреплены. Окончательное подтверждение их на Константинопольском соборе 843 года поставило точку в долгой борьбе. Установленный на этом соборе праздник Торжества Православия был не просто признанием победы одной партии над другой, но свидетельством силы самого принципа ортодоксии. Иконопочитание явилось своего рода итогом догматического творчества Церкви, ибо богословие иконы вытекает непосредственно из христологии. Современный западный богослов Хр. фон Шеборн прослеживает ступени раскрытия тайны Боговоплощения в православной догматике. “Христологические споры длились много веков. В течение всего этого времени Церковь непрестанно исповедовала тайну, открытую ей и запечатленную в святом лике Иисуса Христа, единосущного Образа Отчего (Первый Никейский Собор), Слова, ставшего плотью без изменения (Ефесский Собор), истинного Бога и истинного Человека (Халкидонский Собор), единого во Святой Троице, пришедшего пострадать за нас (Второй Константинопольский Собор), Слово Божье, человеческие воля и действия Которого, в полном согласии с предначертанием Божиим, согласились на страдания до смерти (Третий Константинопольский Собор). Рассмотрев эти бурные века, эту страшную и мучительную борьбу вокруг истинного исповедания Христа, взгляд задерживается и останавливается на молчаливом и спокойном образе – иконе Христовой”. Таким образом, икона есть зримое завершение определенного этапа постижения Евангельского откровения.

1. Л. Успенский. Богословие иконы православной Церкви. Париж, 1989, с. 53-54.
2. Там же.
3. Деяния Вселенских соборов, т. VII, с. 486.
4. Цит. по кн.: С. Булгаков. “Икона и иконопочитание”. Париж, 1931, с. 5-6.
5. Л. Успенский. Богословие иконы православной Церкви. Париж, 1989, с. 112.

Печатается по книге И. Языкова. Богословие иконы. М., 2001 г.

100 р бонус за первый заказ

Выберите тип работы Дипломная работа Курсовая работа Реферат Магистерская диссертация Отчёт по практике Статья Доклад Рецензия Контрольная работа Монография Решение задач Бизнес-план Ответы на вопросы Творческая работа Эссе Чертёж Сочинения Перевод Презентации Набор текста Другое Повышение уникальности текста Кандидатская диссертация Лабораторная работа Помощь on-line

Узнать цену

Иконоборчество - это стихийная реакция в Византии на иконопочитание. В 7 веке культ икон получил большое развитие. В иконе видели идола - суть идолопоклонничества. Монастыри были центрами иконописи.

Иконопочитание - это воплощение могущества Церкви.

Патриарх Константинопольский тоже почитал иконы.

Не сотвори себе кумира в Библии.

Противниками выступало:

1. Провинциальное духовенство, лишённое колоссальных прибылей

2. Географическое соотношение

3. Церковь представляла опасность для государства. Правящие круги хотели укрепить свою власть за счёт икон.

717 - Константинополь осаждён арабами - произошёл переворот. Ираклейская династия прекратилась, в которой был Юстиниан I и начала править Исаврийская династия с основателем династии Лев III Исавр (годы правления 717 - 741). Лев Исавр захватил власть, снял осаду арабов.

Он говорил: «Я царь, я жрец».

623 - государственная политика - иконоборческая и делится на 3 этапа:

1). Попытка отучения граждан от икон. Сын Льва убивал больше, чем отец. Закрывал монастыри, они превращались в казармы, библиотеки сжигались с религиозной литературой, другие книги отдавались мирянам. Церковь была сокрушена.

767 - Константин V собрал Собор церковный и осудил иконопочитание. Казалось бы, была победа, но.... .

780 - пришла на престол регентша Ирина, при своём сыне Константине VI. Она нашла поддержку в лице Патриарха, который одобрил узурпацию власти и сыну выкололи глаза и вскоре он умер, т.е. имело место убийство. Ирина провозгласила себя императором. При ней иконопочитание было восстановлено, авторитет Церкви велик. Гонения сделали большой авторитет монашеству, и иконопочитание получило большой стимул - духовный.

Ирина, после, ушла в монастырь всвязи с переворотом. Она же: жена Льва IV, мать Константина VI. Низложена логофетом Никифором и сослана на остров Лесбос, где и умерла. Конец Исаврийской династии.

2). 802 - 843 - Организовал монах Фёдор Студит. Характеризуется этап, как: «Ещё идёт дым, огня уже нет». Репрессий нет, но иконы конфисковывались. Церковь теряла своё могущество. Положило своё начало православию , которое было беднее католичества.

843 - победа иконопочитателей.

В 9 веке Византия в расколе. Было крупное восстание под предводительством Фомы Славянина , который в 820 году был провозглашён восставшим императором. Год осаждал Константинополь, затем ушёл во Фракию, где был разбит правительственными войсками и казнён в 823 году.

Также, в 9 веке зародилось павликианство - христианское движение последователей старца Константина, проповедовавшего новый завет с посланиями апостола Павла. В середине 9 в. они с оружием в руках прошли по Малой Азии, истребляя неверных. Император Василий I (правил 867 - 886) одолел павликиан, но принял многое из их требований. С этого момента началось возрождение греческой цивилизации и учёности.

Павликиане начали борьбу со всем материальным миром , а не только с иконами. Они считали, что есть Бог Света и тьмы, дух и материя - это учение, значит надо отказаться от материального. Таким образом - внутренние распри, есть причина примирения.

В середине 9 века могущество Церкви было подорвано. Церковь подчинилась государству.

Последствия для Византии:

1. Укрепление государства. Фемная знать включена в государство, в высшие посты

2. Торжество Византийской симфонии - гармоническая схема взаимоотношений церкви и государства . Учение о гармонии духовного и государства. Церковь отвечает за духовное и нравственность, а государство - за материальное. Это значит единение, с этого момента священники превратились в надёжных слуг государства.

Последствия иконоборчества:

1. Оформилось православие, т.е. наиболее совершенное во всём, выработаны каноны и эстетика. Католицизм выработан был ещё в 6 веке.

2. Ранее оформление: догматическое и ритуальное. Не допускали отхода от чего - либо. Католическая христинизация шла проще, но православие приобрело более духовный характер, т.к. не боролась за власть, был авторитет монашества.

3. Последствия Запада:

Римские папы стали восходить к своей власти после иконоборчества

Культурный разрыв между Византией и Западом

4. Стали накапливаться различия в ритуалах, догмах и организационных вопросах - это подготовило раскол в Церкви.... в христианской церкви раздел на 2 части.

Периоды иконоборчества (не совпадает с тетрадкой, из Инета; в тетради 3 этапа с 623 г.):

Введение

В византийской истории период иконоборчества, длившийся более столетия (начало VIII - середина IX в.), стал по своему значению целой эпохой не только в религиозной, но и в политической и культурной жизни Империи. Проблема отношения к священным изображениям, оказавшаяся в центре полемики, вставала почти перед всеми религиями и культурами. Одновременно с византийцами (ромеями) её решал мусульманский мир, и решил совсем по-другому, нежели восточное христианство.

Разные части христианского мира тоже по-разному относились к иконам. Если в грекоязычных областях иконопочитание находило для себя плодородную почву, то латинское христианство было в этом отношении сдержаннее, и разработанных богословских концепций иконопочитания там не возникло. Христианские воззрения семитов (сирийцы, арабы, ассирийцы) и армян не отрицали икон, но держали их под некоторым подозрением.

Иудаизм оказался как бы между христианством и исламом: запрет на изображения был строгим, но всё же не настолько, чтобы помешать развитию изобразительного искусства, не говоря уже о росписях эллинистических синагог поздней античности.

В Византии эпоха иконоборчества распалась на два периода - первый, наиболее продолжительный (726-787), и второй, менее долгий и являвшийся скорее попыткой реставрации первого (813-843). После этого иконоборчество в Византии уже не повторялось, а в победе иконопочитателей общество обрело основу для религиозного и культурного расцвета в последующие века византийской истории.

Как всё начиналось

По мнению многих историков, в центре иконоборческого конфликта была не столько полемика между почитателями и гонителями икон, сколько борьба между государством и Церковью, в первую очередь, многочисленным и богатым монашеством, ускользавшим из-под контроля Империи.

Важным свидетельством в пользу такого взгляда является то обстоятельство, что и первый, и второй этапы иконоборчества были инициированы не епископами или богословами, а императорами. Но всё же сама эпоха получила название от религиозного движения, так что сначала мы рассмотрим религиозные и исторические предпосылки как иконопочитания, так и борьбы с иконами.

Что касается иконопочитания, то помимо самого факта его распространённости в ту эпоху, важным аргументом является раннехристианское искусство. В первую очередь, интересны фрески христианских катакомб в Риме.

Приёмы изображения Христа и евангельских сюжетов ранняя Церковь могла заимствовать как у языческого греко-римского окружения, так и у эллинизированного иудейства: известно немало синагог в Палестине, которые были украшены мозаикой и фресками не просто с орнаментом, но с изображениями библейских персонажей и сцен. Эти изображения были даже не символическими, как у ранних христиан, а вполне реалистическими. Учитывая содержание этих иудейских изображений, их можно считать священными (сакральными), хотя вряд ли им воздавалось поклонение: их функцией было всё же украшение мест молитвенного собрания.

Но основным отличием раннехристианских изображений от более поздних икон является их символический характер. Изображались скорее не Иисус, Богородица или святые, но, можно сказать, одна из их функций.

Так, изображение Доброго Пастыря с ягнёнком на плечах, казалось бы, максимально приближенное к иконному изображению, в действительности не претендовало на создание образа Иисуса, но скорее метафорически передавало один из аспектов Его служения. При этом распространены были и такие исключительно символические изображения Христа, как рыба, агнец, виноградная лоза и т.п.

Рыба, например, изображалась не для напоминания об умножении Иисусом хлебов и рыб, а как зримый образ аббревиатуры, которую видели в греческом слове ihthus : если читать его по буквам, то получается Iesus Hristos Theou Uios Soter - Иисус Христос Сын Божий Спаситель.

Как первые христиане понимали смысл этих изображений, мы точно не знаем, но их символический характер должен был приводить к несколько иному восприятию фресок, в отличие от более поздних периодов иконопочитания. Характерно, что в Византии символические изображения рыбы, агнца или Доброго пастыря будут запрещены одним из церковных соборов.

К VI в. уже можно говорить о сформировавшейся традиции иконописи. Её примерами могут служить мозаики византийской Италии (в первую очередь в Равенне) и иконы монастыря Св. Екатерины на Синае, написанные ещё в технике античного фаюмского портрета. Это настоящие священные образы, выполненные по уже сформированным иконописным канонам, и их нельзя назвать просто символическими изображениями.

Вероятно, одним из основных прототипов изображения Лика Христа была Туринская плащаница, до IV Крестового похода (1202-1204) пребывавшая в пределах Византии. После её подробного изучения в XX в. стало ясно, откуда на многих канонических иконах взялась традиционная форма чуть раздвоенной бороды Иисуса, небольшая прядь волос посреди лба, тень на щеке. Именно плащаница стала прообразом изображения на иконе, которую в восточнохристианской традиции принято называть Спасом Нерукотворным .

При этом имеются свидетельства о своего рода иконоборчестве до иконоборчества . В Византии, если говорить об авторитетных церковных учителях, они сводятся к двум свидетельствам: первое связано с Евсевием Кесарийским (ок. 263-339), второе - с Епифанием Кипрским (ок. 315-403).

На вопрос о том, как найти наиболее удачный образ Христа, Евсевий отвечал, что Его образ должен быть лишь в сердце человека, и что сам он выступает против зримых образов. Епифаний поступил ещё решительнее, содрав в одной из церквей чужой ему епархии занавес со священным изображением. Епифаний отдал его на саван для нищих, а церкви подарил кусок ткани без изображения.

По мнению русского церковного историка В.В.Болотова, эти действия «характеризуют переходную эпоху от священных изображений символических к иконографии исторической и показывают сомнения некоторых в законности или уместности последней» (Болотов В.В. Лекции по истории Древней Церкви. М., 1994. Т. 4. С. 512).

На Западе был случай с епископом Марсельским Серенном, который в 598-599 гг. выбросил из своего храма иконы, чтобы народ не оказывал им неподобающего поклонения. Дело дошло до папы Григория Великого, который хвалил его за противодействие неправильному поклонению иконам (называя это все же inconsideratum celum - ревностью не по разуму ), но порицал за уничтожение икон.

Начало гонения на иконы
и первый этап иконоборчества (726-787)

Иконоборческий период связан с императорами Исаврийской династии. Её начало было положено Львом III (717-741; здесь и далее даны годы правления), который происходил из малоазийских крестьян-исавров - эллинизированных варваров. Лев сделал военную карьеру при Юстиниане II - последнем императоре из потомков Ираклия, и взошёл на престол через несколько лет после его свержения. Как и эпоха Ираклия, так и эпоха Исаврийцев началась с тяжелых военных событий, угрожавших Константинополю и самому существованию Империи. С новой династией был связан и выход из кризиса как внешнеполитического, так и внутреннего. Императоры исаврийской династии почти все были успешными полководцами, мудрыми законодателями и горячо почитались народом и в первую очередь армией. Так что даже их противники из иконопочитателей были вынуждены считаться с их достижениями в государственных делах. Возможно, что для этих императоров борьба с иконами, а значит, с монашеством и властью Константинопольского патриарха, была частью их политики централизации и укрепления государства.

В первый же год вступления Льва на престол началась осада Константинополя арабами, которая продолжалась целый год - с августа 717-го по август 718 г. Это была последняя арабская осада столицы Империи, неудача которой знаменовала собой окончание арабской экспансии в Восточном Средиземноморье. Исследователи полагают, что возникновение арабской эсхатологической литературы связано с поражением мусульман у стен главной христианской столицы. Через несколько лет после этого, в 732 г., Карл Мартелл нанёс поражение арабам на юге Франции, между Туром и Пуатье, таким образом остановив их продвижение на Западе.

Возможно, что удачная война с иноверцами подтолкнула Льва к активной политике и во внутренних религиозных делах. Так, в 722 г. он издал указ о крещении иудеев по всей Империи. Речь шла о насильственном крещении, но мы не знаем, был ли этот указ хоть в какой-то мере исполнен. В данном случае важно намерение императора, достаточно необычное для византийской традиции и радикальное по методам реализации.

К 726 г. Лев III решил заняться «упорядочиванием» собственных церковных дел в том смысле, как он это понимал. Поскольку исавры происходили из внутренних областей Малой Азии, где греческое отношение к иконопочитанию было не особенно распространено и восприятие икон было более сдержанным, то для императора народное почитание икон в столице вполне могло казаться проявлением язычества.

В действительности, в то время были распространены некоторые крайности иконопочитания, которые позже не были одобрены VII Вселенским Собором, обосновавшим и сформулировавшим православное отношение к иконам.

В народном почитании икон присутствовали элементы магии, так что бывали случаи соскабливания с икон краски и добавления её в евхаристическую чашу, или «участие» иконы в качестве восприемника при крещении. Поскольку тогда ещё не было сформулировано и соборно утверждено богословие иконопочитания, то христиане не всегда имели здравое представление об иконах, а единомышленники императора могли ссылаться на языческий характер народных обычаев.

Поводом для начала новой религиозной политики стало извержение вулкана около острова Крит. Император и его единомышленники (в первую очередь, из малоазийских епископов) сочли это знаком гнева Божия за «неподобающее» отношение к иконам.

Впрочем, константинопольский патриарх Герман не поддержал это мнение, отказавшись осудить почитание икон без какого-либо соборного рассмотрения вопроса. Императора это не остановило. Есть данные, что сначала он приказал повесить иконы в церквях повыше, так, чтобы они оставались там в качестве украшения, но при этом к ним невозможно было бы прикладываться. Этим дело не ограничилось, но возможно, что у самих иконоборцев вначале не было чёткого плана того, чего именно они хотели добиться. Вскоре от перевешивания икон перешли к настоящей борьбе с ними и их уничтожению. Первым актом такого рода было снятие иконы Христа на Халкопратийских воротах в Константинополе в начале августа 726 г., и здесь же пролилась первая кровь, причём с обеих сторон. Чиновник, посланный снять икону, не внял мольбам народа, и, взойдя по лестнице, стал сбивать изображение топором. Женщины повалили лестницу и растерзали чиновника. Император, в свою очередь, приказал казнить виновниц его гибели. Их смерть была воспринята народом как первое мученичество за иконы.

Подальше от столицы, в тех областях, где почитание икон было делом привычным, иконоборческая политика натолкнулось на настоящее народное возмущение: в 727 г. в Греции и Италии вспыхнули восстания против новой религиозной политики. Одним из центров сопротивления стал Рим, где папа Григорий II (715-731) решительно воспротивился иконоборческому указу императора.

Находясь далеко от Константинополя и, по сути, вне прямого влияния императора, папе Григорию было проще оказывать противодействие этой политике, нежели Константинопольскому патриарху Герману, который просто сложил с себя сан в 730 г., отказавшись подписать иконоборческое исповедание. Император поставил на его место более сговорчивого Анастасия. Это стало участью всех несогласных византийских архиереев; таким образом готовилась почва для иконоборческого церковного собора.

Что касается папы, то его оппозиция была непримиримой, и это сыграло свою роль в том, что три восточные патриархата - Александрийский, Антиохийский и Иерусалимский, находившиеся под властью арабов, не поддержали Константинополь.

Сохранилось два послания папы, направленные им императору Льву по поводу его борьбы с иконами (727, 729). Григорий II приводил императору понятные ему примеры: «Тут находились торговцы из Рима, Галлии, из вандалов, из Мавритании, из готов - словом, из всех внутренних стран Запада. Прибыв на родину, они рассказали каждый в своей стране о твоих ребяческих поступках. Тогда повсюду стали бросать твои портреты на землю, попирать их ногами и уродовать твоё лицо». Возражая на богословские аргумента императора, папа писал в стиле незамысловатой западной полемики того времени:

«Если ты не научился от разумных, то научись от глупых. Пойди в школу, и дети тебя научат. Если ты там отзовёшься непочтительно о Христе и Божией Матери, то дети закидают тебя учебными досками» (впрочем, как раз данная цитата является одним из аргументов в пользу неподлинности послания).

Папа утвердил свою позицию соборным решением: в 727 г., на следующий год после начала иконоборчества в Константинополе, Григорий II собрал в Риме собор, подтвердивший законность иконопочитания.

Если ещё Григорию II Лев III грозил судьбой папы Мартина, замученного в Константинополе, то после его смерти в 731 г. император решил реализовать свои намерения на его преемнике Григории III, также подтвердившем иконопочитание на поместном соборе и осудившем иконоборцев. В 732 г. в Италию был послан византийский флот, однако он был уничтожен бурей в Адриатическом море. Помимо попыток военного и политического воздействия, Лев III предпринял передел епархий между Римом и Константинополем, что стало одной из причин последовавших конфликтов между двумя кафедрами. В течение нескольких веков грекоязычные области Италии и Балкан, находившиеся в пределах Империи и реально управлявшиеся из Константинополя, являлись частью Римского патриархата. Фессалоникийский митрополит считался папским экзархом в этих областях. Иконоборческий император решил «привести теорию в соответствие с реальностью», а на самом деле - хоть как-то ущемить Римскую церковь, и постановил считать эти епархии частью Константинопольского патриархата. В последующее время, даже после прекращения иконоборчества, Константинопольская кафедра не смогла отказаться от такого подарка, а Рим не смог забыть о таком неканоническом поступке со стороны императора-еретика.

Иоанн Дамаскин (ок. 675-749)

Основным иерархическим и организационным центром противостояния иконоборчеству стал Рим. Но интеллектуальное противостояние и богословское оправдание иконопочитания на первом этапе иконоборчества было связано в первую очередь со св. Иоанном Дамаскиным. Иоанн жил вне пределов Византийской империи и, таким образом, вне досягаемости иконоборческих преследований. Он происходил из христианской семьи из Дамаска - тогдашней столицы арабского халифата - и был, как и его отец, весьма приближен ко двору халифа. Так получилось, что при веротерпимости тогдашних мусульманских властей и при многочисленности христианской общины в их владениях VII Вселенский Собор и торжество иконопочитания были подготовлены не в главной христианской стране того времени, как раз охваченной ересью, а во владениях арабского халифа.

Преподобный Иоанн Дамаскин. Икона

Изначально Иоанн являлся советником халифа, а сразу после начала иконоборчества занял активную позицию в обличении ереси императора Льва III. В результате византийских интриг в начале 730-х гг. халиф отстранил Иоанна от двора, и тот удалился в Лавру Саввы Освященного близ Иерусалима. Но Иоанн вскоре должен был оставить строгие монастырские послушания: его вызвал патриарх в Иерусалим в качестве проповедника, там же он стал священником. После смерти Иерусалимского патриарха Иоанна V (735) он вновь вернулся в Лавру, где и провёл оставшуюся часть жизни. Иоанн известен в первую очередь как церковный поэт-гимнограф (многое из написанного им используется в богослужении до сегодняшнего дня), комментатор Священного Писания, богослов-полемист и систематизатор церковного учения. Среди его богословских сочинений есть и три «Слова об иконах». Первое «Слово» было написано сразу после 726 г., а второе и третье - в начале 730-х, когда началось уничтожение икон.

Иоанн обосновывал почитание икон, исходя из христологии - учения о Христе. Если иконоборцы указывали на ветхозаветные запреты изображать Бога, направленные против язычников и их идолов, то Иоанн говорил о том, что с тех пор Бог уже воплотился во плоти, став Богочеловеком - Иисусом Христом и теперь нельзя следовать этим древним запретам: «В древности (т.е. во времена Ветхого Завета. - Авт. ), - писал Дамаскин, - Бог, бестелесный и не имеющий вида, никогда не изображался, теперь же, когда Бог явился во плоти и жил среди людей, мы изображаем видимого Бога… Я видел человеческий образ Бога, и спасена душа моя. Созерцаю образ Божий, как видел Иаков, и иначе: ибо он очами ума видел невещественный прообраз будущего, а я созерцаю напоминание о Виденном во плоти». Учение о боговоплощении , присутствовавшее у христиан с самого начала, и было оправданием иконописания, но Иоанн Дамаскин первым обосновал это богословски.

Иоанн также ввел терминологическое различие между двумя словами, обозначающими религиозное поклонение: latreia - это поклонение, которое воздаётся исключительно Богу, аproskunesis - поклонение, воздаваемое иконам или людям (например, императору). Это было важным разграничением для того, чтобы иконопочитание не переходило богословски дозволенные пределы. Позже это различение станет одним из основных в догматическом постановлении VII Вселенского Собора. Дамаскину также принадлежит обоснование важного понятия о том, что «поклонение, воздаваемое образу, восходит к Первообразу», и, следовательно, поклонение (proskunesis ) иконе относится не к ней самой, не к дереву и краскам, но к Тому, Кто на ней изображён.

Иконоборческий собор в Иерии (754 г.)

В 741 г. Лев III умер, и на престол вступил его сын Константин V Копроним (741-775) - один из самых удачливых императоров с государственной точки зрения и самый беспощадный из всех императоров-иконоборцев. С его именем связаны главные кровавые гонения против иконопочитателей. В этом была печальная уникальность иконоборческого времени: если раньше при внутрихристианских столкновениях кого-то могли отправлять в ссылку (как православные, так и еретики), заточать в тюрьму, но мало кто становился мучеником от своих же собратьев, то теперь императоры-иконоборцы создали целый сонм именно мучеников, убитых императорами-христианинами и их соратниками по ереси.

Для легитимизации иконоборческой политики Константин решил собрать Вселенский Собор, который бы утвердил низвержение икон. Без собора любое решение могло быть оспорено как частное богословское мнение. Иконопочитатели могли опираться как на поддержку четырёх патриархатов, включая Рим, так и на решения двух поместных соборов, созванных папами Григорием II и Григорием III. Интересно, что «Вселенский» иконоборческий собор был созван почти через тридцать лет после начала борьбы с иконами. Он был весьма представителен: в нём приняли участие несколько сот епископов - почти все епископы Византийской империи (в первую очередь, из Малой Азии и Балкан). Это свидетельствует о том, что за 30 лет иконоборческой политики императоры успели произвести полную чистку епископата и заменить неугодных епископов единомысленными или, по крайней мере, лояльными себе. При этом православные противники собора имели основания называть его «безглавым» (akefalos) - в его работе не принял участия ни один патриарх: восточные патриархи и Рим были против, а Константинопольская кафедра осталась после смерти Анастасия вакантной - император не хотел замещать её до собора. Таким образом, собор был представительным, но его полнота и каноничность оставались весьма уязвимыми.

Иконоборческий Собор был созван в 754 г. в Иерии - загородном императорском дворце близ Константинополя, на азиатском берегу Босфора. Собрать его в Св. Софии помешало лишь то, что принимать иконоборческие решения в храме, веками украшавшемся замечательными фресками, мозаиками и иконами, было неудобно (всё же императоры-иконоборцы не решались разорять бесценные сокровища Софии!). 27 августа 754 г. на константинопольском ипподроме были провозглашены постановления собора, а также анафема основным защитникам почитания икон - доиконоборческому патриарху Константинопольскому Герману, Иоанну Дамаскину и Георгию Кипрскому.

Приведём некоторые постановления этого Cобора:

Определение о запрещении икон

Итак, будучи твёрдо наставлены из богодухновенного Писания и из Отцов, а также утвердив свои ноги на камне божественного служения духом, все мы, облечённые саном священства, во имя Святой Пресущественной и Живоначальной Троицы, пришли к одному убеждению и единодушно определяем, что всякая икона, сделанная из какого угодно вещества, должна быть извергаема из христианских церквей. Она чужда им и заслуживает презрения. Никакой человек да не дерзает заниматься таким нечестивым и неблагоприличным делом. Если же кто-либо с этого времени дерзнёт устроить икону, или покланяться ей, или поставить её в Церкви, или в собственном доме, или же скрывает её, такой, если это будет епископ, или пресвитер, или дьякон, то да будет низложен, а если монах или мирянин, то да будет предан анафеме, и да будет он виновен и перед царскими законами. Ибо он противник Божиих распоряжений и враг отеческих догматов.

Постановления Собора

Кто свойства Бога-Слова по воплощении Его старается представить посредством вещественных красок, вместо того, чтобы поклоняться от всего сердца умственными очами Тому, Кто ярче света солнечного и Кто сидит на небесах одесную Бога, да будет ему анафема.

Кто неописуемое существо Бога-Слова и ипостась Его старается вследствие воплощения Его описывать на иконах человекообразно, посредством вещественных красок, и более уже не мыслит как богослов, что Он и по воплощении, тем не менее, неописуем, да будет ему анафема.

Кто старается написать на иконе нераздельное и ипостасное соединение естества Бога-Слова и плоти, то есть то единое неслиянное и нераздельное, что образовалось из обоих, и называет это изображение Христом, между тем как имя Христос означает вместе и Бога и человека, да будет ему анафема.

Кто Бога-Слова, сущего в образе Божьем и в Своей ипостаси принявшего образ раба и сделавшегося во всём нам подобным, кроме греха, старается изобразить посредством вещественных красок, то есть как будто бы Он был простой человек, и отделить Его от неотделимого и не изменяемого Божества, и, таким образом, как бы вводит четверичность в Святую и Живоначальную Троицу, да будет ему анафема.

Кто старается изобразить на память на иконах бездушными и безгласными вещественными красками лики святых, не приносящие никакой пользы, потому что это глупая затея и изобретение дьявольского коварства, вместо того, чтобы добродетели их, о которых повествуется в писаниях, изображать в самих себе, как бы некоторые одушевлённые образы их, и таким образом возбуждать в себе ревность быть подобными им, как говорили божественные отцы наши, да будет ему анафема».

Так иконоборцы получили соборную санкцию на свои действия. А помимо этого, в определении говорилось, что «если же кто-либо с этого времени дерзнёт устроить икону, или поклоняться ей, или поставить её в церкви, или в собственном доме, или же скрывает её… да будет он виновен и перед царскими законами».

У иконопочитателей были уже перечисленные выше основания не считать Собор 754 г. в Иерии подлинным Вселенским Собором, но кто теперь прислушивался к их мнению: они считались нарушителями государственного закона. Константин Копроним не преминул этим воспользоваться, и с середины 1750-х гг. стремительно стало расти число пострадавших за иконы.

В первую очередь гонения коснулись монахов - главных защитников иконопочитания. Большая часть мучеников была именно из их числа. За двадцать лет гонений (Константин Копроним правил до 775 г.) возникла настоящая монашеская эмиграция из Византии. Монахи уезжали туда, где их не могли настигнуть преследования иконоборцев, но, естественно, в те страны, которые находились под христианским правлением. Одним из важных мест эмиграции стало северное Причерноморье, но главным образом - Италия, где, особенно на юге, жило много греков и существовала давняя монашеская традиция, к тому же римские папы являлись противниками ереси. Считается, что в эпоху иконоборчества монашеская эмиграция в Италию (Рим, юг, другие центры) достигла 50 тыс. человек.

В особой озабоченности иконоборцев борьбой с монашеством проявляется политическая составляющая ереси. Монашество как организованная и неподконтрольная императором часть общества мешало им. А поскольку многие монастыри были богаты и являлись земельными собственниками, то стоило попытаться завладеть их имуществом. То, что из-за популярности монашества многие мужчины не служили в армии (а во время тяжёлых войн, которые вели императоры Исаврийской династии, это было особенно ощутимо), подталкивало власти сделать монашество менее влиятельным.

Иконоборческие иерархи хорошо понимали эти настроения императоров, так что даже в определение Собора 754 г. они внесли некоторые пункты, долженствовавшие оградить церковное имущество от чрезмерной иконоборческой ревности: «Определяем также и то, чтобы ни один человек под предлогом ослабления такого заблуждения относительно икон не налагал рук своих на посвящённые Богу святые сосуды с целью дать им другое - не идольское - назначение. А также и на одежды и на другие покровы, или на что-либо другое, посвящённое на священное служение Богу, под предлогом дать всему этому полезное назначение… Равным образом определяем, чтобы никакой человек из начальствующих, или из подчинённых им, или же мирского чина не налагал под тем же предлогом руки своей на божественные храмы и не порабощал их, как это сделано было некоторыми бесчинно поступающими». Оговаривалось, что это возможно лишь с разрешения патриарха и императора.

Константин Копроним умер во время военного похода против болгар, и армия искренне оплакивала его как успешного и любимого военачальника и императора. Так он остался в истории как славный правитель, но при этом как злой и жестокий еретик - «скверный тиран, а не царь, хульник на Вышнего». Ему наследовал его сын - Лев IV Хазар (его мать была дочерью хазарского кагана), который царствовал с 775 до 780 г. Он не отменил иконоборческих указов, но реальных гонений в его время не происходило. Женой Льва была императрица Ирина, происходившая из Афин, с которой и оказалось связано завершение первого этапа иконоборчества.

VII Вселенский Собор (787)

Хотя Константин V Копроним взял со своей невестки клятву, что она не будет поклоняться иконам, всё же ещё при жизни Льва IV Ирина была тайной иконопочитательницей. Когда он умер, а императором стал их несовершеннолетний сын Константин VI, Ирина оказалась регентом, сумев предотвратить попытку переворота со стороны иконоборческой партии. Патриархом при Ирине был поставлен Тарасий, который условием своего избрания выдвинул восстановление общения с другими Церквами посредством Вселенского Собора. Восстановление общения означало и восстановление почитания икон. До избрания на патриаршество Тарасий был высокопоставленным светским чиновником, который всегда оставался иконопочитателем, но при этом достаточно осторожным, поэтому ему удалось сделать успешную карьеру при Льве Хазаре. Тарасий был не единственным патриархом-иконопочитателем в ту эпоху. Удачным было то, что он избирался из светских лиц, а не из представителей непримиримой монашеской партии (в последующем это не помешало причислению как его, так и позже патриарха Никифора к лику святых). Это позволяло правителям, решившимся на восстановление икон, находить с Церковью разумный компромисс, если не в вероучительных определениях, то в сфере политики. С другой стороны, это приводило к конфликту между монахами и патриархами, которые казались первым пусть православными, но все же конформистами.

Тарасий стал патриархом на Рождество 784 г., и сразу вместе с императрицей начал принимать меры для созыва Собора, в котором были приглашены участвовать представители всех патриархатов. Отцы Собора собрались в Константинополе в 786 г., и Собор как будто начал свою работу. Но здесь дали знать о себе иконоборческие настроения многих епископов и жителей столицы, а также благоговение перед памятью императоров-иконоборцев и их Собором 754 г. В результате Собор в первый же день работы был распущен Ириной из-за настоящего бунта со стороны солдат и угроз расправиться с его участниками. Так деятельность собора была задержана на целый год. За это время Ирина смогла разоружить и выслать из Города мятежные полки, и в 787 г. собор был созван вновь, но уже в Никее.

Преподобный Феодор Студит. Мозаика XI в. Монастырь Агнос Лукас (Святого Луки)

Председателем Собора фактически был патриарх Тарасий. Императрица Ирина и юный император Константин VI лично не присутствовали на его заседаниях. Особенностью Собора было широкое участие монашества в его работе. Основным его деянием было, конечно же, восстановление иконопочитания, а также богословское и каноническое обоснование. Вот некоторые цитаты из соборного определения (ороса) 787 г.:

«И кратко сказать, мы храним не нововводно все церковные предания, установленные для нас письменно или без писания. Одно из них есть изображение иконной живописью, как согласованное с рассказом о евангельской проповеди, служащее нам удостоверением подлинного, а не призрачного воплощения Бога-Слова; ибо вещи, которые указывают взаимно друг на друга, без сомнения, и уясняют друг друга.

Поэтому мы, шествуя как бы царским путём и следуя богоглаголивому учению Святых Отцов и преданию кафолической Церкви и Духу Святому, в Ней живущему, со всяким тщанием и осмотрительностью определяем:

Подобно изображению Честнаго и Животворящаго Креста (крест не отвергали и иконоборцы. -Авт. ), полагать во святых Божиих церквах, на священных сосудах и одеждах, на стенах и на досках, в домах и на путях честные и святые иконы, написанные красками и сделанные из мозаики и из другого пригоднаго к тому вещества, иконы Господа Бога и Спаса нашего Иисуса Христа, непорочныя Владычицы нашея Святыя Богородицы, так же и честных ангелов и всех святых и преподобных мужей.

Ибо, чем чаще чрез изображение на иконах они бывают видимы, тем более взирающие на них побуждаются к воспоминанию о самих первообразах и о любви к ним и к тому, чтобы чествовать их лобызанием и почитательным поклонением, не тем истинным по нашей вере служением, которое приличествует одному только Божескому естеству, но почитанием по тому же образцу, как оно воздается изображению Честнаго и Животворящего Креста и святому Евангелию, и прочим святыням, фимиамом и поставлением свечей, как делалось это по благочестивому обычаю и древними.

Ибо честь, воздаваемая образу, восходит к Первообразу, и покланяющийся иконе поклоняется ипостаси изображеннаго на ней.

Вот таково учение святых Отцов наших, т.е. предание кафолической Церкви, от конца до конца земли приявшей Евангелие».

На Соборе к лику святых был причислен Иоанн Дамаскин, умерший задолго до этого события. Таким образом, его богословие признавалось определяющим в обосновании иконопочитания. В постановлении Отцов Собора важным моментом было утверждение того, что «честь, воздаваемая образу, восходит к Первообразу (т.е. к Иисусу Христу. - Авт. ), и поклоняющийся иконе поклоняется ипостаси изображенного на ней».

Второй этап иконоборчества (813-843)

Так случилось, что императоры-иконоборцы обладали большими военными и государственными способностями, а их преемники-иконопочитатели оказались одарены в этом отношении куда меньше. Это стало, вероятно, одной из причин реставрации иконоборчества на его втором этапе.

Правление Ирины оказалось ознаменовано её конфликтами с сыном - Константином VI. В результате Константин был свергнут и ослеплён, впрочем, в конце своей жизни Ирина тоже оказалась в монастыре не вполне по своей воле. В 800 г. Карл Великий был коронован Папой Римским императором Римской империи. Формально это было не только восстановление западной части Империи, но гораздо большее - претензия на всю её полноту. То, что императорский престол в Константинополе занимала женщина, делало его, в глазах ещё недавних западных варваров, вакантным. Впрочем, Карл предложил матримониальный союз Ирине, но его посольство было с возмущением отправлено прочь из византийской столицы.

Ирине наследовал в 802 г. император Никифор, которому пришлось столкнуться с грозной болгарской опасностью, а заодно и с арабской в лице знаменитого Гаруна Аль-Рашида. В 809 г. болгары под водительством хана Крума осаждали Константинополь, а в 811 г. сам Никифор пал в бою вместе со значительной частью своего войска. Крум сделал из его черепа пиршественную чашу. Его преемником стал Михаил I Рангаве (811-813), которому тоже не сопутствовал успех в борьбе с болгарами-язычниками. О Михаиле I рассказывают две истории, в которых преподобный Феодор Студит (759-826) удержал его от жестокости. Первая была связана с законом о казни павликиан - последователей дуалистического религиозного течения, тогда компактно проживавших в Малой Азии, крайних противников иконопочитания. Феодор Студит смог добиться отмены принятого закона. Во второй раз он убедил императора не выдавать Круму болгарских перебежчиков (на условиях такой взаимной выдачи хан был готов заключить мир).

Иверская икона Божией матери. По преданию, во времена иконоборчества эта икона, которая находилась в Никее у благочестивой вдовы, была пронзена мечом. Из раны на лике Богородицы хлынула кровь. Чтобы спасти икону, вдова опустила её

Михаил был свергнут во время неудачных войн с Болгарией, и на престоле оказался Лев V Армянин (813-820). Он сразу же нанёс поражение Круму при Месемврии, и вслед за этим стал постепенно возрождать иконоборческие традиции. На Рождество 814 г. император отдал первое повеление о снятии икон, а в начале 815 г. был низложен патриарх Никифор, решительно не поддержавший начинание императора. Новый патриарх был назначен из военных, он был необразованный человек, зато состоял в родстве с умершим Константином Копронимом. После Пасхи 815 г. был собран новый иконоборческий собор, который провозгласил решения VII Вселенского Собора отменёнными и подтвердил решения собора в Иерии 754 г. Феодор Студит, игумен Студийского монастыря в Константинополе, и низложенный патриарх Никифор были отправлены в ссылку, но и там они продолжали действовать как главные защитники иконопочитания в тот период. Постановления Второго иконоборческого собора (Лев считал егопоместным ) были мягче, нежели решения собора Копронима. Так, иконы не объявлялись идолами и их не следовало уничтожать. В церквах их предписывалось развешивать как можно выше, чтобы к ним не могли прикладываться. Собор Копронима не объявлялся вселенским. Похоже, что после Ирины и VII Вселенского Собора иконоборчество утратило свой прежний пыл и радикализм, и теперь выражало политические устремления императоров и питалось воспоминаниями о славной в политическом смысле традиции времён начала Исаврийской династии.

В 820 г. Лев V был убит в храме заговорщиками, переодетыми в священнические облачения. Находившийся в ссылке патриарх Никифор, ценя государственные заслуги Льва, сказал после его гибели, что «ромейское государство потеряло хотя и нечестивого, но великого своего заступника».

На престоле оказался Михаил II (820-829), в котором иконопочитатели поначалу надеялись увидеть своего покровителя. Но всё оказалось несколько иначе: Михаил происходил из семьи павликиан и сохранил многое из религии своего детства. Но помимо нелюбви к иконам, он отличался и веротерпимостью. В начале своего правления он провозгласил status quo в религиозных делах (т.е. оставил официально иконоборчество), вернул из ссылок православных и запретил дальнейшие споры об иконах. Церковные Соборы, как иконоборческие, так и VII Вселенский, были отменены. Наследовавший ему его сын Феофил (829-842) был более активен как иконоборец, но ему было суждено стать последним иконоборческим императором. При нём роль главного гонителя на иконы исполнял его учитель Иоанн Грамматик, поставленный в патриархи в 833 г. При Феофиле и Иоанне возобновилось кровавое преследование иконопочитателей, а монастыри закрывались. Самыми известными из исповедников (исповедниками называются люди, претерпевавшие страдания, но всё же не погибшие мученической смертью) того времени являются, пожалуй, братья-монахи Феодор и Феофан Начерта нные. Они были эмигрантами из Палестины, и в Константинополе принимали участие в религиозном диспуте с императором. После диспута монахи были преданы мучениям и отправлены в ссылку. На их лбах император приказал выжечь несколько ямбических строк, отчего монахи и получили потом своё прозвище. Вернувшись из ссылки при императрице Феодоре, Феофан стал митрополитом Никейским. Отметим попутно, что ко времени Феофила относится церковное предание, рассказывающее о чудесном явлении Иверской иконы Богоматери.

Если в первый период иконоборчества главным богословом и защитником иконопочитания являлся Иоанн Дамаскин, то на втором этапе - Феодор Студит. Он был игуменом известного константинопольского монастыря Студион, который к тому времени оказался в запустении. За время его игуменства число братии возросло с 12 человек до двух тысяч. Монастырь жил по строгому общежитийному уставу, который затем - с названием Студийский устав - распространился по всему православному миру. В те годы монастырь стал одним из важнейших византийских культурных центров. Феодор устроил в монастыре скрипторий, где переписка рукописей была поставлена почти что на промышленную основу, а работа переписчика была столь тяжёлой, что приравнивалась к физическому труду. Возможно, что во многом благодаря студийскому скрипторию был совершён переход от унциального (разборчивого, почти «печатного») письма к минускульному (курсивному), что позволило увеличить количество выпускаемых рукописных книг.

Михаил III и императрица Феодора на иконе «Торжество православия». Фрагмент. Лондон. Британский музей в море. Образ, стоя, приплыл к Афону. Монахи Иверской обители приняли икону и после многократных молитв и богослужений водрузили её на монастырские ворота. Икона стала называться Иверской Вратарницей

Во время императоров-иконоборцев Феодор принадлежал к радикальной, непримиримой партии. «В настоящее время, - писал Феодор в послании “К монашествующим”, - когда Христос преследуется через Его икону, не только тот, кто имеет преимущество по званию и сведениям, должен подвизаться, беседуя и наставляя в православном учении, но и занимающий место ученика обязан смело говорить истину и свободно отверзать уста». Когда в начале второго периода иконоборчества император не то чтобы начал гонения, но повелел православным молчать, Феодор наставлял: «То, что игумены, задержанные императором, не сделали вышесказанного, но ещё дали собственноручную подписку, что они не будут ни сходиться друг с другом, ни учить, это - измена истине… Почему мы предпочитаем монастыри Богу и получаемое от того благополучие страданию за благое? Эти же игумены, как рассказывают, говорят: “Кто мы такие?” Во-первых - христиане, которые должны теперь непременно говорить. Потом - монашествующие, которым не следует ничем увлекаться, как непривязанным к миру и независимым. Далее - игумены, которые отклоняют соблазны от других». Сам Феодор подвергался истязаниям и провёл немало времени в ссылке, но и оттуда продолжал защиту иконопочитания. Сохранилась его обширная переписка. Заметим, что в своей полемике он не раз апеллировал к авторитету Римской церкви, сохранявшей православие.

Как и после первого периода иконоборчества, так и после второго, восстановление почитания икон пришло от императриц. Жена Феофила Феодора тайно почитала иконы, что вряд ли могло укрыться от императора. Когда он был уже на смертном одре, то императрица, вероятно, прикладывала к его губам иконы. Через несколько месяцев после начала её правления (в качестве регента их малолетнего сына Михаила III) Феодора стала готовиться к восстановлению иконопочитания, и её главным условием было прощение со стороны Церкви её мужа Феофила. Её аргументом было как раз то, что перед смертью он прикладывался к иконам, т.е. по сути отрёкся от ереси и своих кровавых гонений, хотя никак по другому уже не успел явить своё раскаяние. Патриарх Иоанн Грамматик был смещён, а его место занял Мефодий, ранее бывший защитником икон и исповедником. Было решено не созывать церковного собора, но объявить о восстановлении решений VII Вселенского Собора. Поскольку патриарх был православным, к тому же он обладал большим авторитетом как исповедник, то восстановление иконопочитания обошлось без созыва нового Собора. Это событие пришлось на первое воскресенье Великого поста 843 г. и было названо Неделей (т.е. воскресеньем) Православия . Вскоре оно стало отмечаться ежегодно в тот же день - в первое воскресенье Великого поста, за которым и закрепилось название Недели Православия, или, в славянской традиции, - Торжества Православия.

После 843 г. иконоборчество ни разу не дало о себе знать в истории Византийской церкви. Уже на своём втором этапе оно было больше традицией Исаврийской династии и памятью об успехах первых императоров-иконоборцев. Теперь, после 787 и 843 гг., почитание икон в Православной церкви было очищено от слишком «народного» благочестия и получило серьёзное богословское и каноническое обоснование. Неделя Православия 843 г. стала символическим завершением эпохи Вселенских Соборов и торжеством христианской веры над ересями. Монашество также во многом изменилось, если не в результате прямых попыток императоров его уничтожить, то в ходе внутренней перестройки и очищения перед лицом гонений. Одним из основных устроителей монашеской жизни того времени был святой Феодор Студит - бесстрашный игумен Студийского монастыря в Константинополе, оставивший после себя не только всесторонне устроенный многолюдный монастырь с классическим уставом, но и большое литературное наследие. Константинопольский патриархат также смог возродиться и укрепить своё положение и независимость в результате деятельности таких выдающихся патриархов, как святые Тарасий, Никифор и Мефодий. В результате этого византийское общество и Церковь оказались готовы к важнейшим свершениям X столетия, среди которых одним из основных была христианизация большинства славянских народов и включение их в создаваемое Византийское Содружество наций.

Александр ЗАНЕМОНЕЦ

источник

В 20-е гг. VIII в. в Византии началось иконоборчество - движение против почитания икон. Ведя борьбу за полное подчинение церкви государственной власти, некоторые императоры выступали на стороне иконоборцев.

Иконопочитание было приравнено ими к идолопоклонству. Сходство с мусульманским учением о недопустимости священных изображений здесь налицо. Конечно, сами византийские иконоборцы и мысли не допускали о таком сходстве. Они воспринимали как неслыханное оскорбление, когда иконопочитатели называли их «саракинофронами», т. е. мыслящими как сарацины (арабы). Однако вряд ли можно сомневаться в том, что ислам оказал определенное, пусть не непосредственное, а опосредованное различными факторами влияние на иконоборчество. Иконоборцы и иконопочитатели вели борьбу с переменным успехом в течение более ста лет, пока в 843 г. императрица Феодора не восстановила иконопочитание.

Победа иконопочитателей знаменовала конец проникновения восточных элементов в религиозную жизнь Византии. Однако в других сферах влияние арабского Востока на культуру ромеев стало после этого более интенсивным. Объясняется это тем, что в IX-X вв. творческое усвоение арабами культурных достижений других народов зашло так далеко, что они сами уже могли кое-чему научить своих учителей.

В византийское изобразительное искусство постепенно проникли элементы арабского декора. В некоторых орнаментах, украшающих архитектурные памятники XI в. в Греции, встречаются буквы куфического шрифта.

Византийцы начинают перенимать достижения арабов в области математики и естественных наук. В греческих рукописях на научные темы (астрономических, математических и др.) используется опыт арабских ученых. Византийским ученым, например, были хорошо известны имена таких арабских астрономов IX-X вв., как ал-Баттани из Багдада и аз-Заркали из Толедо (Испания). Со временем в греческих научных трактатах ссылок на труды арабских и других мусульманских ученых становилось все больше и больше.

Куфический Коран. VIII в.

Усваивали греки и достижения арабской медицины. Во второй половине XI в. византийский врач Симеон Сиф написал трактат, в котором кроме античной традиции и личного опыта использовал также и арабскую медицинскую литературу. В этом ему помогло знание арабского языка. Среди лекарств он упоминает амбру, камфару и мускус, которые имели широкое применение в арабской медицине.

Симеон Сиф перевел также сборник басен «Калила и Димна». Эта книга в своей основе относится к индийской литературе. Затем ее перевели на арабский язык, с которого и сделал свой перевод Симеон. На греческом языке сборник получил название «Стефанит и Ихнилат» (буквально: «Увенчанный и следопыт»), под которым стал известен и на Руси.

Примерно в то же время некий Михаил Андреопул перевел с сирийского «Книгу о Синдибаде» (не путать с Синдбадом-мореходом!). Это произведение проделало еще более сложный путь в Византию, нежели «Калила и Димна». В его основе лежит индийская повесть о семи мудрецах, породившая многочисленные переводы или, точнее, обработки. Вначале повесть перевели на среднеперсидский язык, затем - на арабский, а с него - на сирийский. Одна из редакций «Книги о Синдибаде» на арабском языке вошла в состав сборника «Тысяча и одна ночь», где получила название «Повесть о семи везирях». Сирийская редакция послужила основой для греческого перевода, выполненного Михаилом Андреопулом. В Византии повесть называлась «Книгой Синтипы».

Несмотря на известные редакционные различия, фактологическая основа этого произведения во всех переводах осталась неизменной. Его содержание сводится к следующему: философ по имени Синдибад (Синтипа) обучает разным наукам царского сына, после чего возвращает юношу отцу. Однако неблагоприятное расположение звезд заставляет царевича молчать в течение семи дней, чтобы не навлечь на себя беду. Жена царя (по другому варианту - невольница или наложница) пытается его соблазнить, но терпит неудачу. Тогда она старается очернить пасынка в глазах царя. Отец хочет казнить сына. Но семь мудрых советников (в арабском варианте - везирей) решают спасти юношу. Они по очереди приходят к царю и рассказывают ему истории о женском коварстве и вероломстве. После рассказа каждого советника царь отменяет приказ о казни. Но жена также приводит в свою защиту соответствующий рассказ, и приказ о казни снова вступает в силу. Через семь дней царевич получает возможность говорить и открывает отцу истину. Справедливость торжествует, и царь, желая узнать, чему выучился сын у философа, задает ему различные вопросы, на которые юноша отвечает в стиле афористической народной мудрости.

Эта нравоучительная повесть пользовалась большой популярностью в Средние века. Рассказы из «Книги Синтипы» проникли на Западе в сборник «Деяния римлян», в «Декамерон» Боккаччо, в староиспанскую, германские и славянские литературы. В конце XVI в. из Польши повесть о семи мудрецах пришла в Россию.