Особенности и проблемы семейной жизни священнослужителей. Протоиерей Федор Бородин. Матушка Людмила Бородина: Теории семейной жизни не было
Протоиерей Федор Бородин, настоятель храма святых бессребреников Косьмы и Дамиана на Маросейке, г. Москва.
Фото Анны Гальпериной
Когда служится Литургия, то во время пения Символа Веры все священнослужители говорят друг другу: «Христос посреди нас», и отвечающие произносят слова: «И есть и будет». В древней Церкви вообще все верующие обменивались этими словами. Это свидетельство единой веры и того, что между нами нет ничего разделяющего.
Перестала ли Церковь Константинополя после действий патриарха Варфоломея быть Церковью? Нет, не перестала. Перестали ли таинства, в которых участвуют верующие этой Церкви быть благодатными? Нет, не перестали. Но прекращение евхаристического общения свидетельствует о том, что после действий патриарха Варфоломея сказать ему честно, что Христос посреди нас, и сохранить при этом верность правде Божией мы не можем - потому что его действия разрушают эту правду.
Приведу такой пример. Одно время в нашем храме служил священнослужитель, который был мной как настоятелем очень недоволен - и в определенный момент взял себе манеру ссориться со мной практически перед каждой литургией. Как человек быстрого ума, он это очень качественно делал, его хамство было настолько очевидно и настолько неприятно, что я тратил очень много сил на то, чтобы с собой совладать. При этом я понимал, что не могу начать литургию, пока не примирюсь с этим человеком внутренне, потому что не смогу сказать: «Христос посреди нас». У меня было два выхода: или применить свою настоятельскую власть, или смириться и терпеть. Я выбирал второе, потому что человек мне был очень дорог. Но когда я рассказал об этой ситуации благочинному, он меня отругал и сказал, что я не имел права терпеть такое поведение, потому что в этом была не правда Божия, а потакание чужому греху.
Сейчас происходит ситуация из этого разряда, только гораздо большего масштаба. Прекрасно зная, что Русская Православная Церковь вынуждена будет признать невозможным евхаристическое общение (это было понятно из опыта эстонского инцидента в 1996 году), патриарх Варфоломей полностью пренебрег всеми нами. Восстановление общения с раскольниками для него оказалось важнее, чем связь со всей Русской Православной Церковью.
Лично для меня как для христианина это колоссальная боль, колоссальное разочарование. Мы всегда знали, что там, на Востоке, есть мудрые люди, которые не поступают по стихиям мира сего, а действуют по правде Божией и по любви. А теперь мы понимаем, что это не так - потому что Константинополь поступает по вполне земным страстям, прежде всего по властолюбию. Вольно трактуя свои полномочия как «первого среди равных», патриарх Варфоломей решает отобрать у Русской Церкви ее церковную родину... Все это не то, что не по-христиански, это вообще не по-человечески.
Думаю, позиция константинопольского патриарха могла бы быть христианской, если бы он, к примеру, приехал к Михаилу Денисенко и сказал ему: я употреблю все влияние на патриарха Кирилла, если вы обратитесь к Русской Православной Церкви с покаянием. Потому что Денисенко запрещен в нашей Церкви за нарушение монашеских обетов и за ложь на Соборе. Есть запись с Собора, где он обещает вернуться в Киев, снять с себя полномочия и содействовать избранию нового главы киевской митрополии. Это обещание он нарушил, так же как и монашеский обет. Причем нарушение монашеских обетов было настолько демонстративно... Я был студентом семинарии и помню, как владыка Филарет приезжал в Троице-Сергиеву Лавру. Он любил служить в академическом храме, но вот только семинаристы и студенты Академии пытались не пойти на эту службу - потому что он жил с женщиной, и все об этом знали. И поэтому мне кажется, что действия Константинополя - это чудовищное нарушение всех христианских принципов. Ведь если бы он по-настоящему заботился о Михаиле Денисенко, он должен был бы уговорить его покаяться.
А что касается Киевской митрополии - как я уже сказал, это не просто одна из митрополий Русской Православной Церкви, это наша духовная родина. И так вот взять и вырвать ее из полноты нашей Церкви можно только в состоянии ненависти, но не любви.
Я однажды разговаривал с женщиной, которая очень резко общалась со своим отцом. Я пытался ей сказать, что так нельзя поступать с папой, что это нарушение заповеди. А она мне сказала: «Знаете, батюшка, а он никогда не был для меня настоящим отцом. Он бросил меня в три года, даже не платил алименты моей матери. И появился только тогда, когда я стала совершеннолетней. Поэтому так, как вы относитесь к своему отцу, я не могу к нему относиться».
Для меня и не только для меня Вселенский патриарх всегда был образом отца для остальных православных церквей. Но поступок отца, который предает своего ребенка по властолюбию, по корысти, чрезвычайно болезненно отражается на ребенке. И вернуть былые отношения после такого поступка, который совершил Константинополь, уже невозможно. Подчеркну, - потому что константинопольский патриарх действует исключительно по человеческим страстям. Никакой любви за его поступками нет, и действует он так только потому, что его властолюбие совпало с ненавистью к России определенных политических групп.
Если бы, например, семья моего брата поколение за поколением жила бы в одной квартире, а я бы нашел юридическую лазейку, как выкинуть их оттуда на улицу и переоформить квартиру на себя, то братские отношения я бы навсегда потерял. Видимо, наше братское, а во многом и сыновнее отношение константинопольскому патриарху совершенно не нужно.
Все, что сейчас происходит, - не повод для сарказма, для шуток, для мемов в социальных сетях. То, что происходит - чрезвычайно больно, потому что действия патриарха Варфоломея привели наши Церкви к разделению.
"Мой отец считал, что обязательно надо служить. Я говорил ему тогда: «Пап, а если в Афганистан?» «Грибоедов там служил, и тебе не зазорно» - был его ответ.
В Афган я не попал чудом. До армии я проходил парашютную подготовку в ДОСААФе. Вся наша группа призывалась одновременно. Приехали на место сбора. Сели в автобус. Подошёл офицер, посчитал. Нас - 36, а нужно - 35. «Бородин - выходи». Моя фамилия была в списке первой, на «а» никого не было. Потом по переписке я узнал, что все попали в учебку в Фергане, а потом - в Афганистан. Меня Господь сберег. Ведь даже если бы даже вернулся, но кого-то убил, не смог бы священником стать по канонам.
Я считаю, что надо служить, если ребенок здоров. В армии происходит резкое взросление. Юноше приходится учиться брать на себя ответственность, принимать решения. Самим же родителям с таким сыном будет спокойнее и надежнее входить в старость. Если что-то не так со здоровьем, то только тогда надо спасать от армии. Дедовщина? Когда я служил, дедовщина была - жуткая. Конечно, отдавать ребенка в армию страшно и тогда, и теперь. Молиться надо. Мой старший сейчас служит. Молимся всей семьей.
И в армии, и в последних классах школы мне, как верующему человеку, приходилось держать глухую оборону. В 9–10 классе я уже четко понимал, что я - другой и живу по другим законам, есть вещи, которых я делать не буду. Служил в ВДВ, сержант. Я был единственным верующим в роте, мне приходилось обороняться. «Вычислили» меня в столовой, поняли, что я постом не ем масла, отдаю его кому-то.
Потом у меня нашли Евангелие. Был 1987 год. Тогда моя мама работала в крестильне Елоховского собора , и священники, которым самим было нельзя, просили ее проводить хотя бы краткую катехизацию, хоть 40 минут поговорить о вере. Но что за исповедь без Евангелия? И мама по ночам переписала Книгу несколько раз. Давала читать на время с возвратом. Эти рукописные, как в древности, тексты прочло множество людей. А потом по благословению о. Кирилла Павлова мама стала изготовителем и распространителем духовной литературы.
Переплетенные ксерокопии в простой обложке - святитель Игнатий Брянчанинов, письма Амвросия Оптинского и другие книги. Люди, попадавшие в наш дом через знакомых, втайне и с опаской брали их в руки, затаив дыхание, и уносили, как великое сокровище. Улица Черняховского, дом 15 - для многих нынешних архиереев, архимандритов и протоиереев их богословские библиотеки начались там. Такое рукописное Евангелие мама передала мне в армию.
Ротный находил у меня Евангелие, отнимал, запирал у себя в сейфе, чтобы вернуть книгу, я вскрывал его сейф. «Праведное» воровство! Ротный валил меня на пол, вставал коленом мне на грудь: «Это ты забрал книжечку?» я отвечал: «Она моя, товарищ капитан!» Когда к концу срока появилась какая-то свобода, я уходил в лесок, помолиться.
Кстати, когда я поступал в семинарию, узнал, что у тех, кто не служил в армии, не брали документы. Когда в воздухе стало носиться, что скоро Церкви будут возвращать храмы, набор в семинарию увеличился. На нашей параллели было четыре класса, и был всего один абитуриент, не отслуживший в армии. Во-первых, становиться священником в 22 года - это не только большая ответственность, но и риск. Во-вторых, как ты можешь послужить небесному Отечеству, если не послужил земному?
Раньше считалось, что если ты не служил в армии - значит у тебя что-то не в порядке с совестью или с головой. Потом, служба в армии, это, конечно вопрос дисциплины и взросления. Я считаю, что армия обязательно нужна."
«Скоро 25 лет, как я священник. За эти годы около 15 человек, с которыми был в разное время знаком, лишились священного сана. Причина везде одна - распад семьи, блуд… Священник, допустивший даже одно падение, умирает как священник. Неизбежно. Это как “травма, несовместимая с жизнью”», - протоиерей Федор Бородин размышляет о том, почему происходит охлаждение и люди уходят из Церкви.Беседу вела Оксана Головко.
А блудница говорит: «Ты - священник! Я с тобой не буду»
- Сегодня нередки разговоры, публичные исповеди людей, разочаровавшихся в Церкви. Как к ним относиться?
- «Светильник для тела есть око. Итак, если око твое будет чисто, то все тело твое будет светло» (Мф. 6:22). То, как я воспринимаю окружающую действительность, темное в ней вижу или светлое, свидетельствует о чистоте или нечистоте моего сердца. Церковь подобна огромному многоэтажному зданию, где есть верхние этажи, откуда прекрасный вид и рядом небо, а есть подвалы.
И каждый человек выбирает, где в Церкви он будет жить. Если человек ищет в Церкви ее Хозяина - Христа, ищет молитвы, он встретит того священника, который поможет ему в пути, и встретит таких же братьев и сестер. И для него Церковь будет настоящей Церковью Христовой.
А если человек приходит в Церковь с темным, лукавым оком, если он везде ищет недостатки, если он и не думает бороться с грехом осуждения, то он и будет встречать именно такую реальность Церкви. И будет считать, что это и есть Церковь. Будет злиться и раздражаться, когда люди будут говорить: «Нет, Церковь - это не то, Церковь - это обиталище Господа, Иисуса Христа и Святого Духа». К сожалению, с этим почти ничего не сделаешь. Потому что если человек нацелен осуждать и видеть грязь, он ее увидит. Рано или поздно такой человек из Церкви уходит. Ведь он не встретил там Христа.
Есть древняя святоотеческая притча, в которой старец рассказывает молодому монаху о том, как три человека оказались ночью на центральной городской площади. И увидели, как какой-то человек, закутанный в плащ, крадется от тени к тени мимо площади, пытаясь пройти ее незамеченным. Один подумал, что это блудник, который возвращается после своего греха, второй подумал, что это вор, который кого-то обокрал. А третий подумал, что это любитель уединенной молитвы, который ищет для этого место и желает спрятать свои подвиги. Старец сказал ученику: «Каждый увидел то, что сродни его сердцу».
Если ты встретил Христа, возлюбил Его, то никто не может тебя от Него отлучить.
В житии святого праведного Алексия Мечева рассказывается, что было такое время, девять лет, когда настоятель над ним, маленьким и неказистым внешне, все время издевался. Кричал на него, ругал, унижал, бил. Если бы отец Алексий увидел в этом Церковь, он бы снял с себя сан, написал бы, может, книжку под названием «Исповедь бывшего дьякона»… Но он этого не сделал. Он из-за грехов человека не переставал видеть Иисуса Христа в Церкви. И поэтому стал великим святым.
А то, что касается любого христианина, уходящего из Церкви или разочаровавшегося в ней, - все-таки это результат или тяжелого греха, в котором человек живет, или результат охлаждения. Каждый из нас должен ежедневно себя ставить перед лицом Божьим и ежедневно восстанавливать эту связь, помнить, что никакое внешнее делание само по себе эту связь не восстановит, без своего собственного усилия и желания. Если этого долго не происходит, тогда внутренний огонь в человеке гаснет.
- А когда священники публикуют такие «исповеди», как не разочароваться от этих рассказов?
Священник точно так же, к сожалению, подвержен этим искушениям, как и любой мирянин. Да даже, может быть, больше. Потому что никто не проверяет священника. Никто не смотрит, как он молится и исповедуется. Священник должен искать исповедь. Большинство моих знакомых священников постоянно исповедуются, гораздо чаще обязательных двух раз в год.
Большинство священников прекрасно понимают, что они просто потухнут, если не будут исповедоваться часто.
Когда священник охладевает и при этом сталкивается с какими-то страстями в Церкви, прежде всего со своими, то тогда это его захлестывает, захватывает, и он теряет способность видеть в Церкви Господа Иисуса Христа. И сам говорит: «Я не понимаю, что я здесь делаю».
К несчастью, охлаждение священника происходит часто из-за собственных тяжких грехов, в том числе пьянства и блуда. Все-таки большинство священнослужителей, потерявших или отказавшихся от сана, что бы они ни декларировали, столкнулись именно с этим. Потому что канон очень строгий. Священник, допустивший блуд, не может совершать Божественную литургию.
Скоро 25 лет, как я священник. За эти годы около 15 человек, с которыми был в разное время знаком, лишились священного сана. Причина везде одна - распад семьи, блуд. Двое из них были запрещены в служении из-за конфликта со священноначалием, но все равно через год оказались с другими женщинами.
Священник, допустивший даже одно падение, умирает как священник. Неизбежно. Это как «травма, несовместимая с жизнью».
Пишу это с болью; и большинство из них очень хорошие люди, некоторые до сих пор мне дороги, но, видимо, измена не приходит одна. И измена иерейской присяге притягивает измену жене.
Мне пришлось в течение определенного периода времени принимать исповедь у одного священника. Он жил в другом городе. Там, по понятным причинам, не исповедовался, а приезжал в Москву.
У него рассыпалась семья, он впадал в блуд и просто снимал проституток. А для того, чтобы были деньги, он по ночам «бомбил», подрабатывал извозом на дороге. В гражданской одежде, очень коротко стриженный, симпатичный, достаточно молодой человек. И вот он говорит: «Я как-то посадил к себе блудницу. Мы с ней отъехали, начинаем договариваться. Она смотрит на меня и прямо кричит: “Ты - священник! Я с тобой не буду”».
Он начинает отнекиваться и говорить, что все не так. Но она продолжает кричать и чуть ли не на ходу выпрыгивает из машины, непонятно, как не разбилась. То есть профессиональная блудница почувствовала благодать Божию, которую дает священство. А он в себе ее перестал уже чувствовать. На мои слова о том, что я не могу прочитать разрешительную молитву, что надо идти к архиерею, он не реагировал.
Самое поразительное, я видел, как в нем постепенно умирает священник, как он начинает бояться совершать Божественную литургию, на службе перестали приходить к нему на исповедь. Он просто больше не мог выполнять священнические обязанности.
Самый известный случай, когда священник отказался от служения - это пример Александра Осипова, знаменитого борца с Церковью времен Хрущева. Это бывший преподаватель и профессор бывшей Ленинградской духовной академии и семинарии. Причиной того, что он перестал видеть в Церкви Христа, был его грех, несовместимый со священнослужением, второй брак.
Дальше перед человеком, выходящим из Церкви: бывшим монахом, послушником, священником, две дороги. Первая дорога - это оставаться любящим Христа, любящим Церковь и идти дальше, через покаяние к спасению, на которое всегда остается надежда, как бы глубоко человек ни пал. Второй путь - самооправдание.
В последнее время второй путь, благодаря интернету, стал очень привлекательным и легким, потому что всегда можно выложить свое видение ситуации, найти людей таких же, как ты, которые так же устроились, у которых такой же взгляд на Церковь, и быть в их глазах оправданным. Тогда начинается критика всего в Церкви, искаженный взгляд на Церковь, полный неприязни, ненависти, когда человек ни в чем не видит хорошего, а только грехи.
Такие тексты лучше не читать, так как они заведомо, по цели написания, почти всегда необъективны. Душу перепачкаешь, и правду не узнаешь. «Аноним» или «бывший» будет уверять, что все, абсолютно все плохо. Но это взгляд, искаженный грехом отступничества.
Слышал рассказ запрещенного священника о том, как его запретил «самодур»-митрополит по навету благочинного - «чудовища». В ужасе звоню своему другу, который служит в этой же епархии, в этом же благочинии. Тот, настоятель прекрасного большого прихода, который построен им с нуля, чрезвычайно удивляется. Он говорит, что все совсем не так. Когда узнает, откуда у меня информация, произносит: «Ты бы видел, как этот бывший священник вел себя на любом собрании. Подобного хамства я никогда не встречал». Получается, как в анекдоте: «Марьиванна, почему вы снова бросили половую тряпку в кастрюлю с борщом?» Ответ: «Злые вы, уйду я от вас».
Никто, никакие обстоятельства, никакой неправильно себя ведущий архиерей или благочинный, или кто-то еще не может лишить священника веры, кроме него самого.
Потому что священник сам когда-то решил принять священный сан, это он на хиротонии принимал Залог в руки, это ему говорили, что «будете держать ответ в день Страшного Суда».
Апостол Павел, предчувствуя окончание своей земной жизни, говорит очень важные слова: «Течение совершил, веру сохранил» (2 Тим. 4:7). Даже ему приходилось бороться за сохранение своей веры.
Священники и миряне пахали, изнемогая от усталости
Сейчас часто говорят о возможностях, упущенных Церковью в девяностые и нулевые. Не считаете ли вы, что нужно было больше заниматься людьми, открыто общаться с ними?
Мне не кажется, что Церковь упустила какое-то огромное количество возможностей.
Давайте просто вспомним, как покойный Патриарх Алексий отвечал на эти вопросы. Он говорил, что от человека, которого недавно очень долго били, трудно требовать, чтобы он встал, выпрямился и хорошо работал. Церковь к девяностым годам подошла в совершенно истерзанном состоянии. Не то что нормальная проповедь еще недавно запрещалась - были времена, когда любую проповедь, даже произносимую в храме, заранее приходилось согласовывать с уполномоченным по делам религий.
И его представитель стоял с машинописной копией в храме и проверял. Если священник отклонялся от согласованного текста, он мог очень сильно за это пострадать. Ему невозможно было открыто проповедовать людям, а с молодыми разговаривать было запрещено.
Моя будущая жена еще школьницей, если хотела подойти в храме к духовнику и задать какой-то вопрос, должна была это делать, прячась за колонной, так, чтобы стоящий на клиросе староста не видел.
То есть навыка широкого открытого общения с людьми у Церкви не было и быть не могло.
Не было никакой литературы. Моя мама для того, чтобы людям дать почитать Евангелие, переписывала его от руки около пятнадцати раз.
Традиционные семьи священников были практически уникальны. Так что учиться было почти не у кого. Когда в Церковь хлынула волна совершенно неподготовленных людей, становившихся священниками, оказалось, что их еще и крайне мало. То есть настолько мало, что в девяностые годы любой священник служил просто на износ.
И священники, и миряне - церковные труженики - в девяностые и нулевые годы пахали как могли, изнемогая от усталости. Многие священнослужители принесли в жертву церковному строительству свое общение с женами, общение с детьми, почти всегда - здоровье. Помню одно лето всего с двумя выходными. Об отпуске я и не говорю.
Я стал в 23 года настоятелем храма, который надо было восстанавливать - это все равно что поставить выпускника мединститута главным врачом больницы. И таких, как я, было большинство, потому что храмы отдавали, а священников не было.
Как-то пришлось служить зимой в храме во имя Сорока мучеников Севастийских. И храм был в таком состоянии, что, чтобы совсем не замерзнуть, все по очереди вставали к единственному тепловентилятору, который был в храме - на клиросе. В Чаше замерзали Святые Дары, но как по-новому мы тогда чувствовали подвиг святых, замерзающих в Севастийском озере!
Сейчас обидно слышать распространенный упрек, что мы занимались кирпичами, а не душами. Потому что это совсем не так. В тех условиях мы, прежде всего, занимались богослужением и людьми, проповедью и исповедью. Мы проповедовали, где только могли, в том числе ходили и в школы, и в институты. При этом занимались восстановлением храмов.
Я 17 лет преподавал в общеобразовательных школах бесплатно в свои выходные дни. Ехал за пятьдесят километров, потому что живу в Подмосковье. И это было тяжелое, но счастье.
В другие школы, институты, где только предоставлялась возможность, где только звали, разово или систематически - сразу направлялся не раздумывая.
- Но ведь проповедь в итоге услышали и приняли далеко не все - в чем причины?
Если говорить о том, что мы чего-то не сделали, то основная причина не в том, что нам мешала плохая организация или еще что-то подобное. Грех мешает проповедовать. Основной источник неудач нашей проповеди - это, с одной стороны, то, что мы не являем Христа, с другой - то, что люди не хотят слышать о Нем.
Надо понимать, что если человек хочет услышать о Христе, он о Нем услышит. В советское время была напечатана так называемая «потешная Библия» одного чешского карикатуриста, где были пародии на рассказы о днях творения из Книги Бытия. И люди покупали эту книжку для того, чтобы взять оттуда хотя бы те цитаты, которые автор критиковал. Так они искали Бога.
То, что общество полностью не стало христианским, это вопрос совокупности выборов людей, которые это общество составляют. Потому что за последние 25 лет Евангелие в руки мог взять любой, о Христе в нашей стране слышали все.
Что касается постоянно критикующей Церковь интеллигенции, мне вспоминаются слова Христа: «Мы играли вам на свирели, и вы не плясали; мы пели вам печальные песни, и вы не рыдали» (Мф. 11:17).
Слишком много людей, далеких от Церкви, точно знают, какой она должна быть, чем и как должна заниматься. Когда Церковь начинает заниматься чем-то не так и чем-то другим, как те «знатоки» решили, они начинают раздражаться и ругать ее. Так было и с Самим Христом. Остались учениками только те, кто не навязывал Ему свое видение, а готов был учиться и слушать. Он по воскресении явился примерно 500 людям - вот и все ученики за три года Его проповеди. И это у Самого Христа!
Поэтому не надо смущаться тем, что в церковную жизнь глубоко вошло малое число людей. А остальные, потоптавшись у входа двадцать лет, принимают решение растождествить себя с Церковью. Это должно было когда-то произойти.
Или человек разворачивается и уходит, или человек врастает в Церковь и начинает понимать, что главное, чем здесь занимаются - спасение души, а остальное второстепенное или чуждое.
И еще не будем забывать об одном вечном пороке нашей интеллигенции - всегда быть против любой системы, если ты в нее вошел. Помню, как в начале 90-х рукоположили одного прекрасного церковного труженика в дьяконы. После хиротонии он больше не мог называть Патриарха Патриархом. Только - по фамилии. Исповедоваться у настоятеля тоже больше не мог. Пошел на открытый конфликт и потерял сан. Критики называют Церковь ругательно - «системой», но ведь без земной системы многомиллионное сообщество не может существовать.
Если даже святых аскетов собирается с десяток, они ищут себе игумена. Они понимают, что он им нужен. Даже на Маковце по просьбе учеников аввы Сергия возникает система. Не для него, для них.
Когда ты встречаешь интеллигентного, начитанного человека, который читал все, кроме Евангелия, ты понимаешь, что это ему просто не интересно и проповедовать такому человеку можно с утра до вечера хоть целый год - безрезультатно. Он просто не хочет, ему неважно, что там написано. А неважно потому, что он прекрасно знает - придется меняться. Все-таки это выбор самих людей.
Верующие сегодня вспоминают, что вот тогда, в девяностые, когда молились в полуразрушенных храмах, где гулял ветер - все было иначе, ярче, острее, чем сейчас, в украшенных и теплых церквях. Так ли это на самом деле?
Людям свойственно испытывать ностальгию по молодости. И по нашей церковной молодости тоже. Конечно, это были прекрасные годы. Я сам хорошо помню, как захватывало дух от известия о том, что вот еще этот монастырь отдали, вот здесь завтра будет первая литургия.
Мы, поступавшие в семинарию в 1988 году, считали, что вот сейчас еще чуть-чуть ослабят давление на Церковь, а потом может быть все что угодно. Помню, как мой соученик по семинарии, подавший документы на хиротонию, ходил и про себя говорил: «Господи, хоть бы одну литургию отслужить. Хоть бы одну литургию совершить, и тогда жизнь исполнилась бы смысла». А другой, уже поступивший в семинарию, не мог в оставшийся до 1 сентября недельный период в своем родном городе подойти к дому: его по очереди ждали наряд милиции и военный патруль. Для того, чтобы или посадить на 15 суток, или отправить на двухмесячные военные сборы и там заставить отказаться от учебы в семинарии. И вот к концу нашего обучения в семинарии храмы стали открывать. Эту радость невозможно описать словами.
Да, церковное возрождение - это было действительно как восход солнца после долгой ночи, как весна после зимы. Потом пришло время, когда всеобщее неофитство должно было закончиться и для каждого начиналось время огромной работы над собой. Надо было, по словам апостола Павла, снимать с себя ветхого человека и выращивать в себе нового человека по образу Христа. А это ежедневная работа, на много десятилетий. Это очень тяжело и совсем не так красиво, как прийти и вынести многолетний мусор из храма. Тут все ясно, а когда своей душой занимаешься, - тяжело и не так внешне очевидно, очень долго и трудно.
- Сейчас негатива в адрес Церкви гораздо больше, чем лет двадцать назад. Почему?
Взгляд человека выхватывает из множества предметов то, что он ищет. Если он хочет увидеть священника на мерседесе, он увидит только его. А тех, что живут на грани или за гранью нищеты - не увидит.
Достаточно почитать любое интервью отца Иоанна Охлобыстина и увидеть его ответ на вопрос, почему он перестал служить - не смог прокормить своих шестерых детей. Это священник, очень известный человек, который служил в центре Москвы. А что происходит с другими, что на периферии?
Часто критика Церкви - очень во многом просто от самооправдания. Приходилось слышать буквально такое: «Я не ходил в храм все эти годы, и сегодня понял, почему - когда увидел попа на мерседесе». Они же, отвергая Церковь, отвергают не нас, «жирных попов», а Христа, они не к нам не приходят, а к Нему.
Да, на нас огромная ответственность, и мы должны быть безупречны. Каждый священник и каждый мирянин должен помнить, что в глазах окружающих он составляет Церковь.
Священник никогда не должен быть пьяным, никогда, ни разу в жизни. Потому что если его хоть раз увидят, если он хоть одного человека соблазнит - ему за это тяжко отвечать.
Да, нельзя ездить на дорогих машинах. Конечно, надо быть вежливым, нельзя хамить. Да, надо заниматься чтением, надо постоянно заниматься самообразованием.
Наши ошибки есть наши ошибки. Но, через любые ошибки любого духовенства, если человек возлюбил Христа, он придет в Его Церковь. Потому что это Его Церковь, а не церковь «жирных попов на мерседесах». И такому человеку будет совершенно все равно, как грешит священник. Он будет думать о своей радости встречи со Христом и о своих грехах.
Критиковать Церковь должен человек, который ее любит
- Кто может критиковать Церковь?
Думаю, что конструктивно критиковать Церковь может только человек, который ее любит, относится к ней, как к матери. Только такая критика принесет пользу, и нам самим - членам Церкви. Хотя нас смирять полезно. Меня лично полезно, потому что я человек гордый.
Хотя я никогда не ездил на мерседесе, и даже если мне его подарят, не поеду. Но да, меня неправомерная критика держит в тонусе.
Я вспоминаю время своего уверования - старшие классы школы. 1982-1985 годы, когда я внутренне научился противостоять государственной идеологии атеизма. В этом смысле мне легче: есть что вспомнить и просто восстановить навык.
Господь допускает критику, чтобы не расслаблялись. А еще критика полезна, чтобы мы, верующие, тренировали свой интеллект, чтобы могли защитить свою веру.
Но что-то изменить в Церкви можно только через критику внутренней боли, через критику от того, кто любит, кто в Церкви двадцать, тридцать лет…
А когда идет извне - звучит странно. Например, говорят: «Вот Церковь получает от государства деньги». И никто не помнит, что Церковь в течение 25 лет восстанавливает на свои средства не свою собственность. Есть общество, а у общества есть памятники архитектуры, и все общество несет ответственность за эти памятники. Даже неверующие люди этого общества отвечают за то, чтобы памятники были сохранены. Не им решать, что большинство этих памятников - храмы. Так решили наши предки.
Но общество в начале девяностых легко скинуло проблему сохранения своих памятников, своего наследия на Церковь. И мы все это время вкалывали, содержали и восстанавливали то, что нам не принадлежит. Сейчас некоторые храмы стали передавать в собственность Церкви.
Почему же, когда Церковь получает какие-то крохи денег на то, чтобы восстанавливать государственную собственность, начинается ругань?
Почему Церковь не всегда дает соответствующую оценку тем, кто от ее имени говорит и делает недопустимое, ведь это негативно влияет на ее репутацию?
У Церкви есть выработанная многими веками практика не делать ничего поспешно. Потому что если ты делаешь поспешно, ты не можешь выйти из контекста и смотреть на ситуацию со стороны. Мне кажется, что Церковь не должна работать в ритме подачи новостей в интернете, когда полчаса назад произошло, а через час комментарий.
Но понятно, что диалог от имени Церкви должны вести люди, имеющие соответствующий культурный уровень, желательно с первым высшим светским образованием. Мудрость руководства в том, чтобы именно таких людей ставить в пресс-службы и посылать на переговоры.
К сожалению, любой маленький повод, любое неадекватное высказывание может быть раздуто до всероссийской новости. Мы живем в этой новой реальности. Надо привыкать полностью отвечать за свои слова, привыкать к тому, что мы живем как под стеклянным колпаком, где на нас со всех сторон направлены софиты, и любой поступок может быть раздут до обсуждения по всей стране. Так что священнослужителю, прежде чем сказать что-то, нужно хорошо подумать.
Люди стали циничнее, но они ищут глубину
- От священников сегодня можно услышать, что у Церкви стало больше формальной работы, так ли это?
К сожалению, отчасти это правда. Просто, если начинать какие-то новые дела в России (допустим, катехизацию, которая должна вестись на каждом приходе, или миссионерское служение) - совершить дело или внести в него какие-то изменения без систематической отчетности нельзя, так как это самый доступный образ обратной связи.
Другое дело, если отчетность становится самоцелью. Тогда она убивает настоящее дело. Если, допустим, будут требовать, чтобы в приходе был молодежный лидер, а молодежного лидера нет. И вот я, например, подзываю человека и говорю: «Слушай, побудь молодежным лидером, потому что с меня требуют. Съезди на собрания». При таком раскладе он просто потеряет ко мне доверие, потому что молодость обычно бескомпромиссна, а тут я вынужден предложить ему фальшивить.
Так что такие вещи очень опасны, когда отчетность может начать жить своей логикой и убивать жизнь. Я помню рассказ одного батюшки, который говорил о том, что у него было огромное количество молодежи на приходе, его архиерей благословил оформить официально молодежное движение. И когда он начал это формализовывать, все опустело.
Мне, например, трудно найти ответственного за молодежную работу, потому что у нас молодых людей и детей в приходе очень много, но они все включены в общую жизнь. Я не могу их оформить в отдельное движение и считаю, что это неправильно в ситуации нашего конкретного прихода.
При любой отчетности, мне кажется, надо очень внимательно и трепетно относиться к тому, что все ситуации - разные.
- Есть ли в Церкви то, что сегодня заслоняет от нас Христа?
Если я ищу Христа, никто не может Его от меня заслонить. Вокруг меня только поводы, причины потери Христа будут всегда внутри меня. Это аксиома аскетики. Причина любого греха - внутри меня, грех рождается в моей свободе. Никто не может за меня потерять связь со Христом, никто не может за меня потерять веру. Снаружи могут предложить только повод.
А то, что касается испытаний, то вспомним слова апостола Павла: «Любящим Бога вся поспешествуют во благое» (Рим. 8:28). И если своим служителям Бог посылает трудности, значит, считает их необходимыми.
Откуда берется высокомерие у верующих, в том числе священников, в адрес «крещеного, но не просвещенного» народа, и надо ли с этим бороться?
Надо учиться принимать людей и любую возможность превращать в повод для проповеди. Если человек пришел в храм для того, чтобы поставить кому-то свечку, надо понимать, что он пришел не ко мне, к священнику, а пришел в поиске Бога. То, что я о Боге значительно больше знаю (как мне самоуверенно кажется), это не повод мне над этим человеком возвышаться.
Вообще храм - это место встречи Христа с человеком. А священник - человек, который служит этой встрече.
Значит, надо это движение, если оно направлено в сторону Господа, может, пока еще не оформленное или неправильно понятое, или, может быть, даже немножко глупое, какое-то смешное, подхватить, поддержать и продвинуть чуть подальше ко Христу. Что-то хорошее сказать, улыбнуться, подарить книжечку, рассказать что-то.
Совсем немного надо для того, чтобы человек вообще понял, что священник - это тот, с кем можно разговаривать. Он в следующий раз придет, задаст более глубокие вопросы.
У нас храм расположен на улице Маросейка, и к нам заходят экскурсии. Не спросив разрешения, люди могут начать фотографировать и шуметь. Казалось бы, что можно сделать? Строго сказать: «Кто вас благословил тут фотографировать? Кто вас благословил в этом храме проповедовать? Ну-ка выходите отсюда!» Но это будет упущенная возможность. Поэтому я цепляюсь за нее, подхожу и вежливо предлагаю: «Давайте я расскажу вам об этом храме, я здесь настоятель». Отказаться не может даже антицерковно настроенный экскурсовод.
И начинаешь: «Проходите сюда, пожалуйста. А вот такая-то икона, ее история. А вот такие-то люди. Достоевский часто, когда был в Москве, бывал в нашем храме. Боткины были нашими старостами…» Люди вдруг для себя все это открывают и расцветают.
Повторяю, надо использовать любой шаг человека к Богу, чтобы подхватить и направить дальше. Помните, как апостол Павел похвалил афинян, что они - благочестивые люди? Хотя с точки зрения и правоверного иудея, и христианина это был нечестивый языческий город. Но апостол сначала увидел в них хорошее, а потом начал проповедовать.
- Отличаются люди, которые приходили к вере в девяностые годы, от тех, которые приходят сейчас?
Замечательные люди приходили и приходят к Богу. Христос же вчера и сегодня - тот же. И душа, если она к Нему жаждет прикоснуться, как олень к источнику воды, все такая же, что тысячу лет назад, что полторы. Это измученные, изуродованные грехом души любимых Богом Его сыновей и дочерей.
Но отличия все-таки есть. С одной стороны, люди стали циничнее. А с другой - очень многие люди ищут в Церкви не внешнее и обрядовое, а ответы на самые острые вопросы о спасении, ищут разговоров о том, чем Церковь живет на своей глубине.
- Как вы сами изменились за эти годы?
Любого человека, и меня тоже, Господь ведет через жизнь и учит смирению. Сил с возрастом стало меньше. В молодости казалось, что вот, сейчас горы сверну. Теперь понимаю, что могу очень немногое.
Моя задача - поймать момент моего охлаждения и вернуть себя снова к тому, может и неопытному, но искреннему горению, которое было вначале. Спросить себя: «Федя, где тот мальчик, тот начинающий священник?» И постараться вернуться к нему. Чтобы снова так же, со страхом Божьим, служить литургию.
Разговоры об инфантильности и безответственности современных мужчин давно уже стали общим местом. И формируется это качество именно в семье. На что надо обращать внимание родителям, чтобы их мальчики не росли инфантильными? С этим вопросом мы обратились к протоиерею Федору Бородину, настоятелю храма святых Косьмы и Дамиана на Маросейке, отцу шестерых сыновей (старшему 20 лет, младшему 2 года).
У современного мужчины вообще очень сильно разрушена волевая составляющая личности. Для мужчины важно умение принимать решение и добиваться его реализации в жизни, и это умение иногда бывает полностью атрофировано. И связано это во многом с ошибками в воспитании. Выражается это в том, что родители совершенно задавили волю своего сына, решая за него абсолютно всё: как он будет одет, куда он пойдет. В конце концов, это выражается в полной атрофии воли у ребенка и неумении принимать самостоятельные решения
А задача в воспитании мальчика должна стоять такая: надо воспитывать в своих сыновьях умение видеть проблему, формулировать ее, решать ее и нести ответственность за решение. Надо растить ребенка, способного жить самостоятельно и принимать правильные решения. При этом постараться, чтобы он, учась, сделал бы как можно меньше ошибок. И это предполагает, что родители сами уважают его решение, и находятся рядом, чтобы поддержать, разобрать результаты, чтобы в дальнейшем их сын сам научился это делать.
То есть если родители хотят, чтобы мальчик учился принимать решения и реализовывать их, то надо давать ему все больше пространства для его собственных решений и его собственной ответственности. Если мать хочет, чтобы дочь научилась мыть посуду, то надо давать ей посуду, несмотря на то, что у мамы получается лучше. Так же и здесь: не надо бояться самостоятельности мальчика, надо ее поддерживать.
Конечно, для того, чтобы мальчик рос мужественным, просто необходим спорт. Занятия спортом воспитывают целый спектр мужских качеств. Мы живем в агрессивном времени, и надо напоминать мальчику, что в обязанности мужчины входит защита своей семьи. Если на улице какой-то отморозок будет приставать к твоей жене или ребенку, то как ты будешь их защищать, если ты в детстве ленился, сидел в компьютере и не готовился к тому, чтобы стать отцом и мужем.
Мои старшие сыновья занимаются самбо, и я вижу хорошие результаты, вижу, как это важно для формирования мужского характера, поэтому и другим родителям советую. Причем предпочтение в выборе вида спорта надо отдавать не ударным стилям борьбы, которые направлены на причинение боли противнику и воспитывают агрессию, а защите. И лучше тут самбо или классическая борьба, вольная борьба.
Любой спорт - это большой труд. Например, в самбо необходимо умение терпеть боль, принимать поражение, смиряться с тем, что ты не все можешь, преодолевать свои недостатки, воспитывать волю в борьбе. Это и в духовной жизни очень важно. Любой святой, которого вы ни возьмите, это человек, который вел успешную внутреннюю борьбу. Мальчик учится этой борьбе на уроках самбо очень хорошо.
Если мальчику по состоянию здоровья нельзя заниматься борьбой, можно отдать его хотя бы в секцию настольного тенниса или бадминтона, подобрать то, что будет по силам. У современного ребенка остро стоит проблема неумения жить в коллективе. Раньше существовали дворовые игры, человек понимал, что важна сама игра, а не только выигрыш. А сейчас мальчики, если пропускают гол, то часто начинают реветь, потому что они не умеют проигрывать. И в любом случае, чтобы чего-то достичь, нужен огромный труд. Любой спорт, даже если это не конкретно мужской вид спорта, воспитывает человека-труженика. А современному мужчине необходимо умение трудиться.
И еще один важный момент: детей (и мальчиков и девочек, но мальчиков - особенно) нужно учить быть ответственными. Мой совет: конкретно распределить и дать ребенку отдельную (или две-три, в зависимости от возраста и других обстоятельств) обязанности. Например, ты отвечаешь за то, чтобы было накрыто на стол и убрано, ты подметаешь пол на кухне, а ты в коридоре. То есть помимо таких очевидный вещей, как застелить свою кровать, должно быть еще и поле деятельности, маленький кусочек, который делает только этот ребенок для всей семьи. И выполнение этих обязанностей родители требуют от него постоянно, тогда и вырабатывается механизм ответственности. Если ребенок в течение полутора лет регулярно выполняет какое-то задание, например, убирает со стола после обеда, то он уже потом не может выйти из-за стола, чтобы не убрать. И когда он вырастет, этот механизм ответственности, заведенный в его душе, это умение развернется на любую сферу деятельности, которую ему поручит Господь.
Некоторые родители считают, что мальчику вредно, когда его обнимают и целуют. Но в младшем возрасте детям необходимо, чтобы их целовали, обнимали и гладили по голове – и мальчики и девочки тут одинаковы. Любовь родителя проявляется в телесном контакте. Если этого не делать, то ребенок растет отчужденным. Это хорошо видно, когда рождается следующий ребенок и старший начинает ревновать и плохо себя вести. И когда возьмешь его на руки, прижмешь к себе, это плохое поведение сразу улетучивается. Ребенок через родительскую ласку понимает, что он любим и не надо ничего объяснять.
Важны в воспитании и примеры мужественных людей - книги, фильмы, сейчас есть готовые подборки в интернете. Но пример так и останется мечтами, если он не будет конкретно реализовываться. Отцы должны помнить, что ребенок воспитывается на их примере. Если у вас дома полка скривилась, и с нее падают книги в течение полутора лет, а папе некогда взять шуруповерт и повесить на место, то что-либо требовать от мальчиков будет бессмысленно.
Подготовила Вероника Бузынкина.