Скоростная реформа ран. Реформа РАН: какие претензии накопились у ученых за три года
Реформа науки России в 1990-е годы
| 16 июля 2013 года |
Напомним те постулаты, которые были положены в основу доктрины реформирования науки. Она вырабатывалась в 1991 г. и вызвала резкую критику в среде специалистов-"консерваторов". Прежде всего возражение вызывала утопическая идея демонтажа научно-технической системы как одной из несущих конструкций советского государства. По сути, ее предполагалось не реформировать, а подвергнуть революционной трансформации, как и другие матрицы советского строя (колхозную систему, армию, промышленность и т.д.).
В 1990-1991 гг. в команде советников власти господствовало мнение, что смена политической системы и приватизация промышленности приведут к формированию гражданского общества, которое примет от государства многие из его функций. Считалось, что сразу произойдет самопроизвольное превращение науки государственной в науку гражданского общества. Реформаторы исходили из постулата, согласно которому в России за короткий срок произойдет становление мощного частного сектора, который приступит к научно-технической модернизации хозяйства и возьмет на свое содержание научную систему России. Исходя из этого была принята стратегия невмешательства в процессы "самоорганизации" науки (разгосударствление).
Идея "разгосударствления" и передачи главных сфер деятельности государства под стихийный контроль рынка, оказалась несостоятельной в целом, но особенно в отношении науки и техники. Ни отечественный, ни иностранный капитал в России не смогли и даже не пытались заменить государство как главный источник средств и главного "заказчика" НИОКР. Эти надежды были совершенно утопическими и противоречили всему тому, что было известно о природе научной деятельности, природе частного капитала и особенностях связи науки с государством в России.
Радикальный уход государства из сферы науки не мог не поставить ее на грань гибели. Огромная по масштабам и сложнейшая по структуре научно-техническая система России, созданная за 300 лет, была оставлена почти без средств и без социальной поддержки.
В 1992 г. большое число научных работников остались без работы. Их ситуация по сравнению с другими секторами экономики оказалась наиболее тяжелой. По данным Московской биржи труда, потребность в ученых составила в тот год лишь 1,3% от числа уволенных — почти 100 претендентов на одну вакансию.
О закрытии крупных НИИ в 1992 г. персоналу объявляли за два месяца. Но поведение сотрудников было иррационально — они не могли в это поверить. Они не искали нового места работы, приходили, как обычно, в лаборатории и продолжали ставшие бессмысленными эксперименты.
Ассигнования на гражданскую науку за 1990-1995 гг. снизились в 4,4 раза. С учетом того, что безотлагательно требовалось финансировать поддержание материально-технической инфраструктуры науки (здания, энергия, коммунальные услуги), затраты на собственно продуктивную исследовательскую работу сократились примерно в 10 раз (рис. 1).
_ris1.jpg)
Рис. 1. Внутренние затраты на исследования и разработки в РФ, млрд руб. в постоянных ценах 1989 г.
Еще больше снизились расходы на обновление наиболее динамичной части основных фондов науки — приборов и оборудования. Если в середине 80-х годов на покупку оборудования расходовалось 11-12% ассигнований на науку, то в 1996 г. — 2,7%, а в 2006 г. 6,6%. Таким образом, расходы на оборудование сократились в 15-20 раз. Коэффициент обновления основных фондов в отрасли "Наука и научное обслуживание" в 1998 г. составил лишь 1,7% по сравнению с 10,5% в 1991 г. В 2002-2004 гг. этот коэффициент составлял 0,9-1%. План государственных инвестиций на строительство объектов науки не был выполнен ни разу.
Ни разу не была выполнена 4%-ная "норма" выделения средств из государственного бюджета, заданная Федеральным законом "О науке и государственной научно-технической политике". В 2004 г. объем бюджетных расходов на гражданскую науку составил 0,28% ВВП и 1,76% расходной части федерального бюджета, в 2006 г. он вырос до 0,36% ВВП и 2,27% федерального бюджета. Все внутренние затраты на исследования и разработки составляли в 1995 г. 0,85%, а в 2006 г. 1,08% ВВП.
Министерство науки и часть научного сообщества возлагали надежды на помощь иностранных фондов, которые стали давать российским ученым гранты или даже просто оказывать небольшую материальную помощь. Гранты были очень малы и, как отмечали многие, имели целью "скупить идеи по дешевке". Большие затраты времени на оформление отрывали людей от работы. Главным негативным эффектом ученые считали то, что гранты побуждали к изменению тематики исследований, так что фронт работ не только сужался, но и видоизменялся в самых неожиданных направлениях, в основном, в сторону более мелких и прикладных задач за счет принципиально новых и стратегических исследований. Уже в 1994 г. надежды на фонды иссякли. Опрос научных работников показал, что 2/3 респондентов выразили негативное отношение к зарубежной помощи российской науке. 32.2% ответили "Она больше выгодна Западу, чем нам", 22,3% — "Она является замаскированной формой эксплуатации России"; 13,9% — "Сам факт такой помощи постыден и унизителен".
Страна вступила в переходный период, в котором старый "покровитель" науки — сильное государство, практически исчез, а новый (процветающая просвещенная буржуазия) если и появится, то лишь в гипотетическом светлом будущем. Это означает, что движение в принципиально том же направлении обречет Россию, независимо от того, какой социально-политический строй в ней установится, на отбрасывание в разряд слаборазвитых стран без всякой надежды на преодоление слаборазвитости.
Второй важнейший принцип реформы заключался в радикальном разделении фундаментальной и прикладной науки. Президент Ельцин неоднократно настойчиво подчеркивал, что государством будет финансироваться лишь фундаментальная наука.
Экономические следствия этого принципа почти не требуют пояснения. Наука в Российской империи и СССР была органичной частью государства. Государство рухнуло, новое "маленькое" либеральное государство в старой науке не нуждалось и финансировать ее не собиралось. Оно брало на содержание лишь "маленькую" же фундаментальную науку. Никакого иного субъекта поддержки науки в стране не существовало.
Это решение исходило из постулата, что фундаментальная наука может выжить и при отсутствии остальных подсистем науки (прикладных исследований, разработок, содержания всей научной инфраструктуры). Этот постулат ошибочен в самой своей основе и противоречит элементарному знанию о научной деятельности. Несостоятельны и предположения, что можно провести селекцию научных исследований и отделить зерна фундаментальной науки от плевел "нефундаментальной".
Разделение науки на фундаментальную и прикладную — типичная ошибка divisio — неверного разделения целостного объекта на элементы [*].
[*] Это разделение нарушает и сложившуюся в науке систему социодинамики знания. В реальной информационной структуре науки фундаментальное и прикладное знание переплетены, также неразделимы они институционально. И.Лэнгмюр писал: "Существенной пользой, которую промышленная лаборатория получает от того, что некоторое ее работники занимаются фундаментальными исследованиями, является стимулирующее действие данного факта на весь коллектив. Это привлекает в лабораторию людей различного склада из числа тех, кто обычно занимается инженерными исследованиями, и создает в ней условия для значительно большего стремления быть в курсе новейших взглядов в отношении новых научных разработок. Люди, занимающиеся фундаментальными исследованиями, часто являются неоценимыми советниками и консультантами для работающих над разрешением практических проблем".
Если администрация в целях учета и управления и проводит разделение между фундаментальными и прикладными исследованиями (но никак не науками), то при этом всегда имеется в виду его условность и относительность. И в том, и в другом типе исследования ищется достоверное знание, которое, будучи полученным, становится ресурсом, который используется в самых разных целях. Многочисленные попытки найти формализуемые различия между двумя типами исследований, в общем, к успеху не привели. Научно-технический прогресс "порождает" те или иные практические последствия всей совокупностью накопленных знаний.
В действительности, и в отношении фундаментальной науки обещания президента Ельцина не были выполнены. После резкого повышения цен в январе 1992 г. деятельность всей экспериментальной науки была практически парализована. Всего за год до этого никто не поверил бы, что Президиум Академии наук будет вынужден принять постановление, которое обяжет все Отделения "до 1 ноября 1992 г. принять решения о реорганизации каждого научного учреждения, имея в виду сокращение особо приоритетных научных направлений, подразделений и научных школ, располагающих наиболее высоким научным потенциалом, и ликвидацию… остальных структурных единиц".
Председатель Комитета Конгресса США по науке и технологии Дж.Браун заявил на слушаниях 8 февраля 1992 г.: "Россия стоит перед угрозой неминуемого разрушения ее научно-технической инфраструктуры в Российской Академии наук, учреждениях высшего образования и военно-промышленном комплексе".
Следующее принципиальное положение в доктрине реформирования науки сводилось к тому, чтобы поддерживать лишь блестящие и престижные научные школы. Предполагалось, что конкуренция сохранит и укрепит лишь те направления, в которых отечественные ученые работают "на мировом уровне". Таким образом, фронт работ резко сократится, и за счет высвобожденных средств можно будет финансировать реформу в науке. В "Концепции реформирования российской науки на период 1998-2000 гг." сказано: "Основная задача ближайших лет — обеспечение необходимых условий для сохранения и развития наиболее продуктивной части российской науки".
Знание и здравый смысл говорят, что само это представление о задачах науки ложно. Причем здесь "мировой уровень"?
Посредственная и даже невзрачная лаборатория, обеспечивающая хотя бы на минимальном уровне какую-то жизненно необходимую для безопасности страны сферу деятельности (как, например, Гидрометеослужба), гораздо важнее престижной и даже блестящей лаборатории,
не связанной так непосредственно с критическими потребностями страны. Пожертвовать посредственными лабораториями, чтобы за счет их ресурсов укрепить блестящие, в ряде случаев равноценно вредительству — особенно в условиях кризиса. До последнего времени эта установка не пересмотрена [**].
[**] В 2009 г. заместитель министра образования и науки А.В.Хлунов сказал в интервью "Российской газете": "Ее [российской науки] главная проблема — это сложившаяся еще со времен СССР система финансирования. У нас деньги получают институты. Но не секрет, что сегодня в них успешно работают две-три лаборатории. Так вот в идеале именно они должны получать львиную долю бюджетных денег… Хорошо бы расставить приоритеты среди институтов. Что и должна сделать предлагаемая нами система оценок, которая позволит выделить прорывные коллективы и обеспечить их хорошим финансированием за счет тех, кто не очень активен". Однако НИИ - это система, а две-три успешных лаборатории - ее видимая для Министерства часть, которая без "незаметных" лабораторий вряд ли и выживет.
Свертывание "посредственных" исследований во многих случаях оказывает на все научное сообщество и разрушительный психологический эффект, усугубляющий кризис. Особенно это касается прекращения недорогих, но регулярных работ, необходимых для поддержания больших национальных ценностей, создаваемых наукой. Многие из таких работ продолжаются десятки или даже свыше сотни лет, и их пресечение приводит к значительному обесцениванию всего прошлого труда и созданию огромных трудностей в будущем. Таковы, например, работы по поддержанию коллекций (семян, микроорганизмов и т.п.), архивов и библиотек. Таковы и некоторые виды экспедиционных работ и наблюдений, например, проведение регулярных гидрологических наблюдений (разрезов) [***].
[***] В 1990-е гг. были, например, прекращены гидрологические разрезы на Черном море, начатые еще в ХIХ в. и проводившиеся во время Великой отечественной войны даже при непосредственной опасности бомбежек и обстрелов гидрологических судов.
5. РЕЗУЛЬТАТЫ РЕАЛИЗАЦИИ ПРИНЯТОЙ ДОКТРИНЫ РЕФОРМЫ
На первом этапе реформы науки изложенные выше принципы не были полностью реализованы. Произошло лишь съеживание и деградация научного потенциала. Иностранные инвестиции в сферу НИОКР в России привлечь не удалось. В 1995 г. 99,99% всей собственности на основные средства НИОКР составляла российская собственность. Более того, в сферу НИОКР не удалось привлечь существенных инвестиций и отечественного капитала.
После 2000 г. произошло укрупнение капитала, возникли корпорации с участием государства, доля бизнеса в НИОКР увеличилась, хотя принципиально положение не изменилось. В 2010 г. доля организаций, выполняющих исследования и разработки и принадлежащих государственному сектору, составила 72,1%, численность работников, выполняющих исследования и разработки — 76,1% от общего числа, доля государства в основных фондах науки — 85,2%, Внутренние затраты на НИОКР — 72,6%. Это притом, что в государственном секторе занято 30% работников, а доля в основных фондах 20%. Среднегодовая стоимость основных средств в расчете на одного работника, выполняющего научные исследования и разработки (фондовооруженность) в организациях государственного сектора вдвое больше, чем частном [*].
[*] Надо отметить, что приводимые в разных источниках абсолютные величины существенно различаются.
Иначе, нежели ожидалось, пошел и процесс самоорганизации в науке. Предполагалось, что при экономических трудностях возникнет стихийно действующий механизм конкуренции, и наука сбросит "кадровый балласт". Это, по расчетам правительства, должно было бы привести к омоложению и повышению качественных характеристик кадрового потенциала. На деле произошло совершенно обратное: из научных организаций и учреждений были "выдавлены" более молодые и энергичные кадры — те, кто мог "устроиться". В результате значительно ухудшились демографические показатели исследовательского персонала отечественной науки — кадровый состав науки постарел. В 2006 г. в составе исследователей возраст свыше 50 лет имели 63,4% кандидатов наук и 86,7% докторов наук, а возраст свыше 60 лет — 33,5% кандидатов наук и 57% докторов наук. В 1987 г. в СССР лишь 8% кандидатов наук были старше 61 года.
Не произошло и структурной перестройки, к которой должна была побудить конкуренция. Произошло сокращение потенциала практически всех ведущихся в стране научных направлений и "спорообразование" организаций и учреждений. Число организаций, ведущих научно-исследовательские и опытно-конструкторские работы, не сократилось (4,6 тыс. в 1990 г., 4,1 тыс. в 1996 г., 3566 в 2005 г., 3492 в 2010 г.). Не наблюдалось и принципиального перераспределения ресурсов между научными направлениями и областями.
Какие же процессы в научной системе запустила реформа? Советская наука была целостной системой, размещенной географически на всей территории СССР. Ее целостность обеспечивалась как в горизонтальном (дисциплинарном, тематическом), так и вертикальном (по типам деятельности) разрезах.
Ликвидация Советского Союза кардинально нарушила эту целостность и оставила в республиках, в том числе и в России, ущербные, структурно неполные научные сообщества. Дело было не просто в неизбежном снижении эффективности научной системы, при таком расчленении в ней возник социальный кризис. Поскольку в каждой исследовательской области коллективным субъектом деятельности является сообщество, а не конгломерат индивидов, ученые при разделении их сообществ в принципе потеряли возможность нормальной профессиональной работы — до тех пор, пока не интегрировались в какую-то иную целостную систему (мировую или ту, которая сложится из осколков прежней). Это — совершенно новая, трудная проблема, и никаких предпосылок для ее быстрого решения нет.
Целостность нарушилась и в вертикальном разрезе. Министерства были ликвидированы — и тем самым ликвидированы условия существования отраслевой науки, которая составляла 70% процентов "кадрового тела" всей системы.
В СССР отраслевая наука была плотно встроена в систему государства как распорядителя большей части производительных сил. Пока государство было стабильным, целостная по сути своей наука, административно разделенная по отраслям, также составляла единый организм (хотя были болезненные явления, порожденные бюрократизацией ведомств). При "разгосударствлении" производства отраслевые министерства исчезли, и неожиданно НИИ и КБ оказались в вакууме: исчез тот социальный субъект, через которого общество снабжало их минимумом средств. Прекращение или резкое сокращение финансирования хотя бы в течение полугода означает просто смерть научного учреждения (хотя оболочка может сохранять видимость жизни еще долго).
Речь идет не только об отраслевой науке, которая, впрочем, составляла наиболее массивную часть системы советской науки. Министерства как государственные организации, ответственные за конкретные отрасли производства или услуг, вкладывали крупные средства и в академические исследования, и в науку высшей школы. Многие "бюджетные" институты АН СССР в действительности давно уже на две трети финансировались министерствами, а питание вузовской науки на 90% зависело от хоздоговоров с отраслями. Масса проблемных лабораторий в вузах быстро исчезла, и в каждом случае речь идет о крупном потрясении. В России происходило невидимое обществу, прямо не объявленное уничтожение научной системы. Наука ликвидировалась мимоходом, как щепка, отлетевшая при рубке леса.
Причина была вовсе не в отсутствии средств для сохранения науки. Разрушенная первой мировой войной и революцией Россия в то время имела гораздо меньше средств для поддержки науки, чем в 1990-е гг. Но в 1918-1919 гг., в разгар гражданской войны было открыто 33 крупных научных института, а в 1990-е гг. нередко научные суда вели лов рыбы, чтобы выплатить зарплату сотрудникам, закрывались научные издательства. В то же время создавались огромные состояния, города наполнялись роскошными импортными автомобилями. На этом фоне сведение дела к экономическим трудностям выглядит неубедительно.
Самой главной утратой стала потеря большой части кадрового потенциала российской науки. К 1999 г. по сравнению с 1991 г. численность научных работников в РФ уменьшилась в 2,6 раза. Динамика этой численности приведена на рис. 2.
_ris2.jpg)
Рис. 2. Численность научных работников (исследователей) в РСФСР и РФ, тыс.
Работа в науке на много лет стала относиться к категории низкооплачиваемых — в 1991-1998 гг. зарплата ученых была ниже средней зарплаты по всему народному хозяйству в целом. В августе 1992 г. средняя зарплата научных сотрудников Академии наук составляла 4 тыс. руб. в месяц (около 20 долл.). Это означает, что в семье из трех человек, где кормильцем является научный работник, вся его зарплата, истраченная только на покупку продуктов питания, не обеспечивала и 1/3 официально установленного физиологического минимума. Это тот минимум, который, как было объявлено, "человек может выдержать без серьезных физиологических нарушений не более трех месяцев"[*].
[*] Журнал "Известия Американского математического общества", призывая американских математиков делать пожертвования для спасения советской математической школы, называл причину вполне однозначно: "Политическая смута последних лет в Восточной Европе поставила на грань катастрофы научные и математические исследования в бывшем Советском Союзе… Советский Союз обладал исключительно сильными традициями в математических науках, с блистательными научными достижениями и крупным вкладом в математическое образование. В настоящее время возникла угроза полной гибели этого сообщества".
Произошла фрагментация научного сообщества России с утратой системной целостности. Она уже достигла опасного уровня. Ликвидированы или бездействуют многие социальные механизмы, которые связывали людей и коллективы в единую ткань в масштабе страны.
Восстановление этих механизмов и создание новых, адекватных новым условиям — длительный процесс. В какой-то, совершенно недостаточной, мере, он стихийно идет и сегодня, но не стал объектом государственных усилий.
Кризис научной системы сопровождался резким изменением статуса науки в обществе. В советское время наука была гордостью народа и пользовалась уважением в массовом сознании. В обществе не было ни антиинтеллектуальных, ни антинаучных настроений. Общий культурный кризис и подрыв рационального мышления разрушили систему координат, в которых люди оценивали отечественную науку. Достаточно было запустить по СМИ поток совершенно бездоказательных утверждений о "неэффективности" науки, и травмированное катастрофой распада общество бросило ее на произвол судьбы, равнодушно наблюдая за ее уничтожением. Никаких рациональных оснований для такой позиции не было, просто в массовом сознании были утрачены инструменты, чтобы увидеть сложную структуру социальных функций отечественной науки, тем более в условиях кризиса [**].
[**] 21 В 2002-2004 гг. в шкале престижности профессий в США наука занимала первое место ("член Конгресса" — 7 место, "топ-менеджер" — 11, "юрист" — 12, "банкир" — 15 место). В Китае — второе место после врача. В России ученые занимали в те годы 8-е место после юристов, бизнесменов, политиков. В США 80% опрошенных были бы рады, если сын или дочь захочет стать ученым, а в России — только 32%.
Вместо науки в картине реальности образовалось пустое место, и вопрос о его ценности просто не имел смысла. Надо признать, что и сама научная интеллигенция в своем понимании происходящего недалеко ушла от массового сознания.
В 1990-е гг. наука была фактически отстранена от просветительской деятельности, которая раньше позволяла ей поддерживать непрерывный контакт с большей частью населения и быть постоянно "на виду". Телевидение перестало производить и транслировать отечественные научно-популярные программы, закупая их за рубежом. Ученые перестали появляться на экране в дебатах на общие темы (да и дебаты эти были прекращены или превращены в шоу). Резко сократился выпуск научно-популярной литературы, которая имела раньше массового и постоянного читателя. В табл. 1 показано, как изменились тиражи самых популярных журналов.
_tab1.jpg)
Таблица 1. Тиражи научно-популярных и реферативных журналов, тыс. экземпляров
Государственной политики в сфере научно-популярной литературы пока не существует. Кстати, на 2013 г. тираж журнала "Наука и жизнь" — 40 тыс., "Знание - сила" — 10 тыс. Важным проявлением кризиса российского "общества знания" стала активизация в 1990-е гг. антинаучных течений. Главным инструментом обскурантизма и средством разрушения рационального сознания стали в РФ СМИ, особенно телевидение [*].
[*] Вот сообщение агентства "Росбалт" (ноябрь 2006 г.): "Архиепископ Уфимский и Стерлитамакский Никон обратился с письмом к гендиректору Первого канала К.Эрнсту с требованием “остановить производство телепередач, пропагандирующих оккультные антинаучные знания и методы оздоровления”. Глава епархии констатировал, что в эфире канала изобилуют программы о магии, гадании, сглазе и порче… Архиепископ отметил, что в программах “практически отсутствует контр-мнение священнослужителей, медиков и психологов на представленную проблему либо оно крайне коротко”. Он упрекнул менеджеров Первого канала в лоббировании оккультного просвещения и призвал вспомнить, что главной функцией телеканала “является просветительская функция”. В своем обращении священнослужитель выразил даже изумление: "Это просто невероятно! XXI век на дворе, и я, архиерей Русской Православной Церкви, не раз ложно обвиняемой в противлении научному прогрессу, встаю на защиту науки и просвещения, в то время как “прогрессивная элита” масс-медиа тиражирует на многомиллионную аудиторию лженаучные знания, средневековое мракобесие и суеверия".
Попытки ученых противостоять широкой пропаганде антинаучных взглядов через СМИ оказались безуспешными, причем полностью, в принципе. Эта попытка была низведена до ограниченной возможности "бороться с лженаукой" внутри своей корпорации.
Казалось бы, налицо социальное явление фундаментального значения.
Средства массовой информации и книгоиздание России систематически занимаются оболваниванием населения! Они действуют как подрывная сила, разрушающая структуры Просвещения и ту мировоззренческую матрицу, на которой была собрана нация России в ХХ веке.
Произошла деформация одного из важнейших общественных институтов. Как это произошло, какие механизмы произвели такое изменение, каковы тенденции, что можно им противопоставить? Ведь именно это — ранг тех проблем, которые должна была бы поставить на обсуждение Российская Академия наук. Но она отстранена от этой проблемы.
Академик В.Л.Гинзбург на заседании Президиума РАН констатировал: "Издающиеся большими тиражами газеты нередко печатают всякий антинаучный бред. Если же вы напишете в редакцию протест, разоблачите лженаучный характер публикации, то ваше письмо опубликовано не будет, вам даже не ответят".
С.П.Капица поддержал: "То, что сейчас делается на телевидении, нельзя назвать иначе, как преступление перед нашей страной и обществом. Это делается намеренно, расчетливо, очень изощренными методами и талантливыми людьми".
Значит, научное сообщество России уже и не пытается получить слово в частных СМИ! Оно в лице РАН просит позволить им дать комментарий лишь в правительственных СМИ — вот социальный статус науки в России. Но на деле и эти рекомендации гроша ломаного не стоят и ни к чему не обязывают государственную прессу. Например, главный редактор правительственной "Российской газеты" А.Юрков категорически отказался выполнять рекомендацию РАН, апеллируя к Закону о печати.
Видимо, ощущение собственного бессилия перед лицом такого вызова травмировало ученых не меньше, чем сам вызов. Положение, в общем, не меняется [**].
[**] Пример — пуск в начале сентября 2008 г. большого ускорителя элементарных частиц (коллайдера) в ЦЕРНе. Перед этим почти целую неделю в информационных программах российского телевидения сообщалось об этом событии, и главным содержанием этих сообщений были опасения, которые якобы овладели населением и даже учеными развитых стран, как бы эксперимент на этом ускорителе не привел к возникновению черной дыры, которая поглотит планету. Это говорилось совершенно серьезно. Хотя вскользь сообщалось, что граждане России не слишком напуганы этой перспективой, однако делалось все, чтобы они напугались. При этом никому из ученых не дали слова, чтобы спокойно и внятно разъяснить иррациональность этих страхов. Если кто-то из физиков, практически неизвестных широкой публике, все-таки появлялся на экране, они давали такие невнятные и бессвязные реплики, что было ясно: из их объяснений режиссеры телевидения вырезали и дали в эфир именно невнятные и вырванные из контекста фразу. Ввод в действие крупной экспериментальной установки - важное событие в науки, но в нем нет ничего эпохального. Однако из него сделали сенсацию и более того, его постарались использовать для внушения массе людей параноидального страха и фобий по отношению к науке.
Отдельно надо сказать о попытках "реструктуризации" Российской Академии наук — ядра всей национальной научной системы и той матрицы, на которой наша наука создавалась и выращивалась. Они ведутся еще со времен перестройки. Осенью 2004 г. Минобрнауки представило "Концепцию" реформы РАН. К тому моменту в РАН было 454 научных института. Министерство предлагало государству прекратить финансирование большей их части, оставив к 2008 г. "100-200 хорошо технически оснащенных, укомплектованных квалифицированными кадрами, достаточно крупных и финансово устойчивых научных организаций".
В октябре 2004 г. В.В.Путин подверг "Концепцию" критике и предложил руководству РАН самому составить план "модернизации фундаментальной науки". В Кремле он заявил ученым: "Ни у кого нет желания разрушить РАН — вопрос так не стоит, вопрос стоит по другому… Наша задача — сохранить РАН, чтобы она не растворилась в бурном море, в водовороте событий, участниками и свидетелями которых мы являемся… Вопрос в том, как адаптировать ее к реалиям дня".
Однако попытки Минобрнауки реорганизовать РАН не прекратились. Министры — люди образованные, в советниках у них ученые, несколько аналитических служб давали свои заключения на всех этапах реформы. В этих заключениях было сказано, что принципиальные положения доктрины реформирования науки являются ложными, они противоречат знанию. В таких случаях министр просит разъяснений у консультантов, но этого не было ни разу за все годы реформ. Более того, акция по "реформированию" РАН готовилась настолько скрытно, что население РФ о ней практически ничего не знало!
Ведь реформа длится уже 23 года. Разрушается наука, одна из несущих опор государства и страны. И за все эти годы не состоялось ни одного гласного совещания или слушания с обсуждением причинно-следственных связей между действиями правительства и разрушительными результатами.
На фоне деиндустриализации устранение РАН многим покажется мелочью, люди привыкли оценивать негативные результаты реформ сотнями миллиардов долларов. Вице-президент РАН академик А.Д.Некипелов, выступая в МГУ, сказал, что в 2005 г. РАН получила 19 млрд рублей — меньше, чем субсидии среднему университету в США. Вся Российская Академия наук, все ее 450 институтов, получила в год меньше денег, чем Абрамович истратил за два месяца на покупку "Челси" и яхт. При этом наши ученые, обеспечив в прошлом паритет с Западом в главных системах вооружения и получая на научные исследования в сотни раз меньше денег, чем их западные коллеги, до сих пор ухитрились поддерживать щит обороны в минимально приемлемом состоянии. Это когда-нибудь назовут очередным "русским чудом".
В начале 2006 г. Минфин подал в Госдуму поправки в Бюджетный кодекс РФ, согласно которым РАН лишается права распоряжаться средствами, выделенными ей федеральным бюджетом. Как сказал 7 февраля А.Д.Некипелов, "это означает, что фактически рассыпается вся структура академии". К тому же, согласно этим поправкам, средства, получаемые РАН из внебюджетных источников (это около 40% бюджета РАН), должны будут перечисляться в федеральный бюджет. "Это означает, что ни РАН, ни другие академии, ни государственные вузы автоматически не будут участвовать в выполнении заказов", — добавил Некипелов.
Что же такое Российская Академия наук? Это особая форма организации науки, изобретенная в России применительно к ее историческим условиям с периодическими срывами в нестабильность. Академия была построена как ковчег, в котором при очередном потопе спасалась часть научного сообщества с "сохраняемым вечно" фондом знаний и навыков — так, чтобы после потопа, на твердом берегу, можно было возродить российскую науку в ее структурной полноте и целостности.
Беда, что обществоведение не объяснило современному поколению, какую ценность построили для них деды и прадеды. Академия позволила России создать науку мирового класса, со своим стилем. Здесь, в Академии наук, хранился "генетический аппарат", воспроизводящий этот стиль в университетах, НИИ и КБ. От этого отводят сегодня разговорами про "эффективность"! Мол, у Академии наук экономическая эффективность низка. Какое нарушение логики и меры! Понятие эффективности в науке вообще неопределимо, а в данный момент в РФ тем более! Да кого интересует эта эффективность РАН на фоне реальных потерь и хищений?
Главная ценность Академии наук сегодня — это сохраняемые под ее крышей 40 тысяч российских ученых, представляющих собой всю структуру современной науки. Это колоссальный фонд знаний и навыков, хранящийся в седых головах этих людей. Их главная миссия сегодня, их священный долг перед Россией — выжить как организованная общность и успеть передать сжатый сгусток сохраненных знаний и умений тем молодым, которые придут возрождать российскую науку.
Особенность науки, унаследованной постсоветской Россией, состоит в том, что ее ядро собрано в Академии наук. Это — матрица, на которой создавались все остальные подсистемы российской науки. Это и синклит, задающий нормы научности и научной этики, накладывающий санкции за их нарушение — без вмешательства бюрократии. Академия изначально была государственным ("имперским") институтом и при любом режиме мобилизовала через свои каналы все научные силы России для выполнения главных и срочных задач. В этой роли Академия позволила России и СССР решать важные задачи намного дешевле (иногда в сотни раз), чем на Западе.
Уклад Академии упростил контакты ученых по всему научному фронту, а также прямые контакты ведущих ученых со всеми производствами. Это была невидимая сетевая надведомственная система управления ("через знание"), которая действовала вместе с государством, но быстрее. Академия могла выполнять роль ядра науки потому, что в России она была элементом верховной власти, а не клубом или ассоциацией академиков. Наука через Академию стала системообразующим фактором всего бытия России новейшего времени.
В 1917-1921 гг. большевики, следуя урокам царей, собрали, сколько могли, ученых в Академии наук. Влиятельные "пролеткультовцы" пытались тогда разгромить Академию под теми же лозунгами, что и сегодня. Ленин пошел на конфликт с ними, строго запретив "озорничать около Академии наук",
хотя она еще была не просто консервативной, но и монархической. Если бы в тот момент Академию наук не уберегли, нить развития русской науки была бы оборвана, и ни о какой индустриализации 30-х годов и победе в Отечественной войне не было бы и речи. Эту нить собираются оборвать сегодня — без войны, когда казна лопается от нефтедолларов.
Не надо иллюзий, это будет тяжелейшим ударом по России. Мы останемся без интеллектуального сообщества, которого не заменить никакими иностранными экспертами. Нынешние 40 тысяч ученых РАН не могут сегодня блистать на международных симпозиумах, быть конкурентоспособными и эффективно "производить знания", получая аплодисменты и обильное цитирование. Они стары, их приборы поломаны, а нищие лаборатории остались без реактивов.
Требовать от них "эффективности" — это все равно, что гнать на старт тяжело больного спортсмена. Но эти люди образуют коллектив, обладающий знанием и способный понимать, собирать и объяснять новое знание из мировой науки. Этот коллектив жизненно необходим стране и народу в нынешний период, даже больше, чем в спокойные времена. Здесь, при всех болезнях кризисного времени, помнят и хранят нормы научной рациональности и этики, знают природу и техносферу России. Разгонят это катакомбное сообщество — и угаснут эти знания, нормы и память о них, как пламя свечи.
Этот коллектив будет еще более необходим России завтра, когда молодежь начнет нащупывать дорогу из ямы кризиса. Тогда только отечественные ученые, обладающие опытом побед и бед России, владеющие русским научным стилем и, главное, любящие нашу землю и наш народ, смогут соединить здравый смысл с научным методом. Такой "зарубежной экспертизы" Россия не получит ни за какие деньги.
Пока что ситуация продолжает находиться в неустойчивом равновесии. Однако принципиальные установки правительства не изменились, не изменился и понятийный аппарат, с которым подходят к науке.
20 августа 2008 г. состоялось совещание у премьер-министра РФ В.В.Путина, посвященное программе развития науки. Министр А.А.Фурсенко так определил принципы модернизации: "Во-первых, это повышение эффективности деятельности существующих научных организаций, которые составляют государственный сектор науки. … За счет повышения их эффективности, введения системы оценок их деятельности может и должен быть реструктурирован этот сектор. Наиболее эффективные организации должны получать большее финансирование, а неэффективные должны быть реорганизованы, а часть их — закрыта. … Мы должны точно определить, какие организации не работают, живут за счет сдачи в аренду своих помещений, передать их собственность в распоряжение действующих организаций, чтобы дать возможность специалистам заниматься наукой".
Как будто мы снова вернулись в 1990-е годы, ничему не научившись! Зная, какими индикаторами, измерительными инструментами и критериями для определения полезности науки пользуется Минобрнауки, приходится ожидать нового тяжелого удара по остаткам российской науки.
Главный научный сотрудник Института ядерных исследований академик Валерий Рубаков:
– Конференция в защиту Академии наук впервые собралась в августе 2013 года и объявила себя постоянно действующим органом, сейчас собирается третья её сессия.
Предшествующие два года были относительно спокойным временем для научных сотрудников, поскольку реформа РАН несколько затормозилась – ФАНО в эти годы только начинало свою работу.
Однако в последнее время появился ряд проектов очень важных документов – в частности, «Программа фундаментальных исследований Российской Федерации» и «Методические рекомендации по распределению госзаданий». Если они будут приняты, произойдёт переворот в организации науки и жизни научных исследователей. Например, в «Программе» предусмотрен некий Координационный комитет, который будет иметь полномочия перераспределения ресурсов.
Сейчас финансирование Академии делится на базовое и грантовое. В дальнейшем, согласно Рекомендациям, доля конкурсных исследований должна увеличиться. Но отсутствие базового финансирования означает, что некоторые научные подразделения в принципе должны исчезнуть.
Цели реформы государством до сих пор не озвучены, и есть основания полагать, что для РАН её последствия будут печальны, тем более, что есть ряд вузов и других неакадемических организаций, которые с удовольствием приберут к рукам научные институты.
Щедрые обещания – стоит ли верить?
Член Центрального совета профсоюза работников РАН Евгений Онищенко:
Сейчас научно-исследовательские институты получают субсидию на выполнение госзадания. Эти денег хватает на выплату зарплат сотрудникам и на коммунальные услуги. На остальное – в том числе на оборудование для научных исследований деньги выделяются по конкурсу.
В будущем Миннауки предлагает изменить порядок финансирования.
15% средств будет выделяться на финансирование сотрудников, достигших в работе значительных результатов.
60% – на конкурсное финансирование подразделений.
При этом минимальная зарплата успешного научного сотрудника прописана в документа как «превышающая средний заработок по региону не менее чем в четыре раза». Для Москвы сейчас это – около 250 тысяч рублей. В настоящее время среднестатистический научный сотрудник-москвич получает 30 тысяч. Заработок сотрудника конкурсного подразделения вычисляется сложнее, но тоже должен составить порядка 70 тысяч.
Всего при сохранении нынешней численности исследователей на одну только зарплату у ФАНО должно уходить порядка 120 миллиардов рублей в год, а с учётом содержания исследовательской базы, коммунальных услуг и услуг ненаучного персонала – около 250 миллиардов рублей в год.
Вместе с тем, мы знаем, что реально бюджет ФАНО в нынешнем году составил 83 миллиарда рублей. То есть, вероятно, чтобы вписаться в эту сумму, число научных сотрудников в стране в ближайшие годы будет сокращено втрое, а то и вчетверо.
Кроме того, очевидно, что регламенты проведения научных конкурсов с учётом специфики различных институтов, порядок решения трудовых конфликтов должны быть тщательно проработаны. Но эта работа не проводилась и не начиналась вообще.
Более того, местами Рекомендации очевидно не соответствуют Трудовому Кодексу. При их введении неизбежен многомесячный коллапс, необходимый для того, чтобы состыковать оба документа. И это всё притом, что Рекомендации писались два года – с момента основания ФАНО. Понятно, что никакая быстрая доработка этого документа, как нас сейчас хотят уверить, невозможна и проведена не будет.
Невозможно оценить реформу, цели которой не озвучены
Директор института проблем передачи информации академик Александр Кулешов:
– Представленные проекты документов таят в себе огромные опасности. И нельзя сказать, что на наши сигналы об этом никто не реагирует. С нами охотно встречаются представители ФАНО и Минобра. И дальше… ничего не происходит.
Нельзя сказать, что никакая работа не проводилась совсем. Например, с участием учёных ФАНО разработало порядок экспертной оценки научно-исследовательских институтов. Он не идеален – просто потому, что нельзя вписать в одни рамки 750 разных институтов. Но его… никто не применял. ФАНО ограничилось оценкой имущества Академии. Хотя, казалось бы, вступая в управление незнакомой областью, логично оценить, что у тебя там есть.
Особая сложность состоит в том, что государство до сих пор не озвучило цели реформы – отсюда невозможно оценить и её качество. Ведь невозможно поверить, что конечной целью глобальных научных реформ в стране является достижение 2,44% суммарного мирового объёма научных публикаций, как это было озвучено Президентом Владимиром Путиным.
Везде в мире наука самоуправляема, потому что, поверьте, ни один футуролог не в состоянии точно предсказать, что нам понадобится завтра. Государство же платит за научные исследования в том случае, если они проводятся квалифицированно.
Нужно было провести оценку интеллектуального потенциала институтов, а дальше для реформы нужны цели. Разумеется, государство может вмешиваться в ход развития науки, у него цели свои. Основная проблема в том, что сейчас государство никак не может сформулировать, что же именно оно от науки хочет.
Разумеется, цели научной реформы где-то сформулированы и существуют. Но донести их до учёных – не получается. А в СССР порядок такого донесения был.
Итог всех этих рассуждений можно сформулировать следующим образом:
– наука должна иметь механизм самоуправления и развиваться сама;
– государство должно сформулировать свои цели и мотивировать исследователей заниматься изучением каких-либо особо интересных ему областей.
Должен оставаться ряд фундаментальных исследований, вмешиваться в которые нельзя вообще. Для оценки прочих нужно создать Экспертный совет.
800 миллионов – на бумажки, 5 миллионов – на исследования
Заместитель директора Института географии РАН Ольга Соломина:
– Наука подобна дереву. Как дерево нужно постоянно удобрять и поливать, на содержание науки нужно направлять стабильный процент ВВП. Нужно быть уверенными, что основные структурные подразделения и научная база сохранятся. Нельзя ждать эффекта от вливаний в науку немедленно. Иначе это очень напоминает анекдот про чукчу, который сегодня посадил картошку, а завтра выкопал, «потому что очень кушать хочется».
Да, в науке должны быть грантовые исследования. Для этого нужны научные фонды. И наша беда в том – что у нас их, по сути, три – РФФИ (Российский фонд фундаментальны исследований), РГНФ (Российский гуманитарный научный фонд) и Фонд содействия отечественной науке. Суммы, которые идут через первые два – невелики, гранты последнего – солидны, но немногочисленны.
Во все странах мира есть ещё частные фонды, но у нас их крайне немного. Только что, по сути, умер фонд «Династия». А у них были очень интересные программы поддержки молодых учёных, получением которых молодёжь гордилась. И они же издавали 95% научно-популярной литературы в стране.
Да, в Академии есть некоторый балласт кадров. Но я бы предложила такое решение: пусть на каждого сокращённого научного сотрудника ФАНО сокращает одного чиновника. Думаю, тогда мы быстро придём к паритету.
Кроме того, отчётом научного сотрудника должны быть его публикации и его аспиранты. А что происходит у нас?
Вчера я видела проект подготовки отчётности научного сотрудника за базовое финансирование. Полное название этого документа нельзя ни воспроизвести, ни понять. Но главное даже не в этом.
Грант, на который был составлен этот проект, составил 800 миллионов рублей. Для сравнения – самый большой грант, который когда-либо получала рабочая группа Института географии – 5 миллионов.
***
После пресс-конференции её участникам был задан ряд вопросов.
– Представителей каких организаций вы ждёте на конференции в защиту РАН?
– На конференцию приглашён премьер-министр Дмитрий Анатольевич Медведев, руководство ФАНО, заместитель Министра образования и науки Людмила Огородова, Президент РАН Владимир Евгеньевич Фортов.
На сегодняшний день на конференции зарегистрировалось более тысячи человек и заявлено 37 коротких докладов. По результатам конференции будет принята резолюция.
– Контактируете ли вы с какими-то рабочими группами в правительстве, чтобы донести до них ваши проблемы и необходимый объём финансирования?
– Увы, всё, что касается денег, в правительстве составляет табу. При принятии бюджета наши поправки тоже игнорируются.
Ведь на самом деле проект программы поддержания ведущих исследований, предложенный учёными, есть в РАН ещё с 2005 года. Цена вопроса при этом – около 10 миллиардов рублей в год, это – ничто по сравнению с гигантскими проектами ФАНО и найти такие деньги в стране – несложно.
К сожалению, до правительства Минобр доносит позицию учёных однозначно: как будто ничего, кроме «оставьте нас в покое», мы не говорим.
– Возможна ли интеграция научных институтов и вузов, о которой так много говорилось?
– Научные сотрудники, несомненно, могут и должны преподавать. Но опыт показывает, что передача научного подразделения в вуз быстро приводит к его гибели. Невозможно заниматься наукой, если при этом у тебя 20 часов горловой нагрузки в неделю. В США такая нагрузка – не больше двух часов.
То, что наука в некоторых странах делается в университетах, – тоже миф. Даже в США параллельно с университетами существует 17 национальных лабораторий, которые вообще не связаны с системой образования. В каждой из них работает от тысячи до пятнадцати тысяч человек. Суммарно это больше нашей РАН.
– В чём, по-вашему, состоит смысл реформы?
– На самом деле, мы уже представляем, что с нами произойдёт. Подобная реформа только что проведена в образовании и здравоохранении. В вузах это закончилось увольнением всех совместителей. А оставшиеся преподаватели от нагрузки стонут. При этом деньги в вузах распределяются крайне неравномерно.
(Реплика из зала: Посмотрите данные на сайте МПГУ. Это – ведущий вуз страны с историей в сто пятьдесят лет. Ректор получает там порядка 50 тысяч рублей, ведущий профессор – 13 тысяч).
– Чем опасно конкурсное финансирование?
– Оно не должно подменять собой базовое. В противном случае, скорее всего, это ударит, в первую очередь, по региональным научным центрам, которым будет сложно тягаться со столицами.
И потом – начнётся дикое лоббирование. Кому нужен конкурс «у кого крыша лучше»?
– Какая наука нам вообще нужна?
– Я не думаю, что система академически институтов будет полностью сломана. Сейчас с помощью заинтересованного государства она вполне может подняться с колен. Если же её уничтожат – на пустом месте возникать будет нечему.
Я не думаю, что изменения в науке нужны прямо сейчас. В конце концов, если нам нужна вузовская наука, давайте посмотрим, как будут работать новооснованные федеральные университеты. В конце концов, может быть учёные туда сами побегут. Но пока этого что-то не видно.
И никто не говорит, что реформа отечественной науке не нужна вообще. Проблема в том, что учёные – это люди головы, а чиновники – люди карьеры. Когда вторые начинают управлять первыми, возникает порядок, ведущий к хаосу.
(Открытое письмо министру образования и науки России)
В России идет реформа образования и, судя по поступающей информации, идет успешно. Однако, успех этот принципиально ограничен, что связано с самой направленностью реформы.
Реформа сосредоточена, прежде всего, на школьном образовании. Не преуменьшая значения среднего образования, нельзя не признать, что гораздо важнее для повышения качества жизни в стране и успешного развития ее качество высшего образования. Кроме того система высшего образования определяет и требования к уровню среднего. Можно, конечно, и без реформы высшего образования исправить такие недостатки, как низкая зарплата и высокая загруженность учителей, перегруженность и недогруженность школ учениками, дисциплина в школах и т.п., что и делается. Все это полезно и что-то даст. Но лишь до определенного предела.
Что касается реформы высшего образования, то здесь успехи меньше и это тоже не случайно. Также как реформу среднего образования нельзя оторвать от реформы высшего образования, так и даже более того, последнюю нельзя оторвать от реформы науки. А о реформе науки пока что не идет даже речь.
Почему, собственно, нельзя оторвать эти вещи друг от друга? Во-первых, потому что ВУЗы готовят научные кадры. Во-вторых, потому что высшие учебные заведения, особенно университеты, сами являются не только образовательными, но и научными центрами. На Западе, например, практически вся гуманитарная наука сосредоточена в университетах. И качество образования в современных ВУЗах напрямую связано с уровнем научных исследований, проводящихся в них. Там, где нет настоящей науки, там и уровень подготовки современных специалистов, не может быть высоким.
Но дело не только в качестве выпускаемых специалистов, как специалистов именно. Люди с высшим образованием составляют основу интеллектуальной элиты общества, от уровня аналитического мышления которых зависит состояние общества в целом и то, как в нем протекают самые разные процессы. Если в стране высокий процент людей с высшим образованием, но эти люди умеют только делать свою профессиональную работу, но не обладают должным уровнем аналитического мышления в целом, то в этой стране получается то, что Черномырдин выразил фразой: «хотели как лучше, а получилось, как всегда». В сложнейшей современной действительности не может быть нормального гражданского общества, не может нормально функционировать демократия, если интеллектуальная элита общества состоит из узких специалистов, не способных составить обоснованного мнения по предметам далеким от их специальности, но таких, от которых зависит судьба страны и качество жизни в ней. Таким обществом легко манипулировать и в результате труд многих специалистов, как бы он ни был добросовестен, не приносит обществу пользы, которую мог бы принести, а иногда приносит и вред. К этому надо добавить, что узкие специалисты с низкой общей культурой мышления редко бывают по-настоящему хорошими специалистами. Уровень же общей культуры мышления существенно зависит от состояния науки в стране.
Что касается последнего, то известно, что эффективность науки в России в разы, если не на порядок, ниже чем на Западе. Это ли не повод для реформы науки, даже если не связывать ее с реформой образования? Ведь наука уже давно стала главной производительной силой и отставание в науке влечет за собой отставание в экономике. Но главное, что реформа науки назрела сегодня не только в России, но и на более благополучном в этом отношении Западе.
Последнее не совсем очевидно. Ну, там с экономикой на Западе сегодня не все в порядке - это на слуху: мировой кризис 2008-го еще не забыт и поговаривают о возможности нового. Но с наукой на первый взгляд как бы сплошное сияние и она единственный источник надежд на светлое капиталистическое будущее. Ведь наука в целом развивается сегодня как никогда быстро.
Это верно. Но никогда в прошлом в науке не было занято такого количества людей, как сегодня, и никогда в нее не вливалось такого количества денег. Если пересчитать отдачу науки на одного ученого или на единицу вливаемых в нее средств, то мы увидим, что эффективность науки снижается и снижается драматически не только в России, но и в странах Запада. Когда-то в науку шли одни энтузиасты, готовые служить ей бескорыстно. Сегодня наука - это ристалище для честолюбивых и отнюдь не бескорыстных, даже если способных ученых. Но главное, в науку набилось огромное количество людей посредственных и просто бездарных, что и служит главной причиной снижения ее эффективности. Причиной тому, помимо неплохой оплаты и престижности научного труда, является отсутствие надежных объективных критериев научности.
В качестве критериев сегодня используются пресловутая практика, публикации в авторитетных журналах и отзывы авторитетных ученых. Что касается проверки практикой, то это критерий хоть и объективный, но далеко не всегда применимый и, тем более, не всегда эффективный. Он эффективен для сугубо прикладных, преимущественно технических наук, где реализация на практике реально осуществима и не требует слишком больших затрат ни времени, ни ресурсов. А если речь идет о теории, на основе которой планируется осуществить грандиозный, ранее не осуществлявшийся проект, типа адронного коллайдера, то критерий проверки практикой может обойтись слишком дорого. Тем более проверка практикой не годится для гуманитарных наук. Например, проверка практикой марксизма заняла 70 лет и стоила десятков миллионов жизней. Да к тому же единственный эксперимент, вообще не является проверкой, т.к. всегда можно утверждать, что результат его случаен, что не выполнены были все условия, предусмотренные теорий и т.п. Что мы сегодня и наблюдаем в непрекращающихся многочисленных обсуждениях результатов этого эксперимента.
Что касается публикации в авторитетных журналах и отзывов авторитетных ученых, то этот критерий изначально субъективен и чем дальше, тем больше становится субъективным. Это особенно заметно в гуманитарных науках, прежде всего, таких, как философия, психология, а также в макроэкономике. Эти науки разбиты на школы (в случае философии на множество школ), каждая со своими научными авторитетами и своими печатными изданиями и то, что в одной школе признается ее авторитетами за высокую науку, в другой не считается заслуживающим даже критического разбора. Вот как, например, писал представитель оксфордской аналитической школы М. Дюмет во время оно об одном из основоположников экзистенциализма Хайдеггере:
«Хайдеггер воспринимался лишь как экзотика (figure of fun), слишком абсурдная, чтобы относиться к ней всерьез, для того направления философии, которое практиковалось в Оксфорде».
Сегодня же на всевозможных международных конференциях, представители различных философских школ, выступая с прямо противоположных позиций, просто игнорируют друг друга, чему примеров можно привести множество. Какого рода интеллектуальную элиту способна воспитать подобная философия, как бы она ни преподавалась в ВУЗах, очевидно. Наличие же подобных школ с подобными взаимоотношениями в макроэкономике (кейнсианская, монетаристская, рациональных ожиданий и т.п.) является одной из причин недавнего всемирного кризиса и назревающего нового.
Ситуация в естественных науках, прежде всего, в физике в этом отношении лучше, но и здесь она далека от идеальной. Вся история науки Нового Времени полна примеров того, как важнейшие фундаментальные теории подолгу отвергались ведущими авторитетами своего времени. Нередко лишь вымирание авторитетов, построивших себя на прежней теории, открывало дорогу новой. Примеры тому из истории науки хорошо известны, так что не нет нужды их перечислять. Насколько такое положение в науке тормозит ее развитие и как это отражается на состоянии общества, очевидно.
Но можно ли предложить объективные критерии научности теории? Я утверждаю, что эти критерии дает выработанный самой естественной наукой, но впервые эксплицитно представленный мной, единый метод обоснования научных теорий. Я показал также возможность применения этого метода с соответствующей адаптацией в гуманитарной сфере и в макроэкономике. («Единый метод обоснования научных теорий», Алетейа, СПб, 2012 и ряд статей в философских журналах и сборниках). Я утверждаю также, что применение этого метода позволяет произвести эффективную реформу науки, а внедрение изучения метода в систему высшей школы позволит существенно повысить уровень интеллектуальной элиты страны.
Как и следует ожидать (исходя из вышесказанного о состоянии современной науки), признание метода или хотя бы его серьезное обсуждение наталкивается на сопротивление научного официоза. Понадобилось 10 лет с момента, когда я начал выступать с единым методом обоснования до опубликования книги по методу. Но и теперь все мои работы по методу замалчиваются и не происходит никакого обсуждения. Это при том, что существование проблемы, связанной с единым методом обоснования, и ее важность хорошо известны руководству Российской Академии Наук. Например, в Академии Наук существует специальное отделение, руководимое академиком Кругляковым, которое уже не первый десяток лет занимается безуспешной борьбой с распространением лженауки. Спрашивается, как можно заниматься борьбой с лженаукой и надеяться на успех, если нет объективных критериев, отделяющих науку от лженауки? Но сколько я не писал академику Круглякову, в Президиум Академии и отдельным академикам, предлагая единый метод обоснования для решения этой проблемы, я просто не получал никакого ответа.
Вот еще пример. 3.4.12 в Москве состоялась Всероссийская научная конференция «Гуманитарные и естественные науки: проблемы синтеза», организованная Центром проблемного анализа и государственно управленческого проектирования при ООН РАН и рядом маститых институтов Академии Наук. Проблема, вынесенная в название конференции, тесно связана с эффективностью, точнее с недостатком эффективности науки, особенно гуманитарной, эффективность которой в сравнении с естественной явно проигрывает. Речь ведь идет о переносе методов естественных наук в гуманитарную сферу, а не наоборот. Причем этот перенос - это не открытие, сделанное на данной конференции. Это модный тренд, существующий уже лет 50 и породивший несметное количество диссертаций и прочих научных работ. Какие-то плоды это тренд, конечно, принес. Но насколько существенно этот перенос изменил ситуацию в гуманитарных науках видно из многих докладов на упомянутой конференции. Приведу в качестве примера доклад Соколова Н. В. «Естественно-научные и математические аспекты философии и этиологии». В нем он давал «математическое доказательство» религиозной догмы, гласящей: «Бог один, но в трех лицах». Доказательство сводилось к тому, что Бог представлялся вектором в трехмерном пространстве, а «лица» - его проекциями на оси координат. И докладчик при этом еще уверял, что вектор равен каждой из своих проекций. Все остальное в этом докладе было в том же духе. Подобную ахинею тяжело найти даже в астрологии или любой другой псевдо науке. А тут она преподносится и принимается на ура. Руководитель Центра проблемного анализа С. С. Сулакшин тут же предложил Соколову сотрудничество с Центром на базе этого доклада. И это при том, что одна из заявленных целей конференции - «избавиться от научной имитации в гуманитаристике».
Этот пример (и таких я могу привести много) показывает, что перенос методов естественных наук и в частности математизация не только не повышает эффективности гуманитарных наук по большому счету, но зачастую служит лишь наукообразным прикрытием для откровенной научной имитации, количество которой в сфере гуманитарных наук стремительно растет. Важно отметить, что и в сфере естественных наук, порождающих эти методы, применение их для прикрытия научной имитации тоже имеет место, хоть и не в таких масштабах, как в гуманитарных. Таким образом, возникает вопрос, что, вообще, делает науку наукой, что отличает настоящую науку от лженауки и научной имитации. Ответ на него я уже дал выше. Это единый метод обоснования научных теорий.
Все это я объяснил руководителю Центра проблемного анализа С. С. Сулакшину и предложил свое сотрудничество на базе применения моего метода к задачам стоящим перед Центром. Сулакшин сначала согласился, но когда дело дошло до оформления договора, он стал уклоняться от ответов на мои звонки и письма. А когда я, потеряв надежду получить ответ, написал ему, что речь идет не о наших частных интересах, а об интересах страны, он сделал вид, что обиделся и отменил свое согласие на сотрудничество. Подозреваю, что он за это время просто выяснил, как относятся к моему методу в верхах Академии Наук и, поняв, что там не желают его признания, занял позицию, соответствующую именно карьерным, а не интересам страны.
Что касается отношения руководства Академии Наук к моему методу, то, чтобы правильно оценить ситуацию, нужно учесть следующие моменты. Конечно, в руководстве АН есть немало настоящих честных ученых, для которых интересы страны превыше личных амбиций, но есть и такие, для которых наоборот. Оценить их пропорции не берусь. Но есть внешнее обстоятельство: именно в связи с отсутствием принятого единого метода обоснования и объективных критериев научности наряду со снижением эффективности официальной науки необычайно размножилось число претендующих на ниспровержение ее и предлагающих взамен свои теории чего угодно. Причем, в подавляющем большинстве случаев все это - если не полный бред и самодеятельность недоучек, то недалеко от этого. Понятно, что руководство АН, каков бы ни был его штат, не в состоянии давать развернутую оценку и вести полемику с каждым из этих открывателей – ниспровергателей. И это создает прекрасную возможность, для карьеристов из руководства АН, отмахиваться и от ценных идей и работ, если они видят в них угрозу своим амбициям, и легко уговаривать своих честных коллег сделать то же самое. Ведь и честному ученому не хочется тратить время на вникание в работы, которые могут оказаться бредом. Поэтому, если он услышал от своего коллеги, что это – бред, то он с охотой и чистой совестью принимает это на веру.
Признание и широкое внедрение единого метода обоснования могло бы в корне изменить эту ситуацию. Но само это признание упирается, как видно из вышесказанного, в эту же проблему. Разорвать этот порочный круг может только указание власти страны, чтобы руководство АН провело открытое обсуждение единого метода обоснования с участием автора, то есть моим. Учитывая, что есть много авторов самых разных теорий, желающих добиться подобного обсуждения, я хочу подчеркнуть следующее.
Во-первых, в данном случае речь идет не о конкретной физической, экономической или какой еще теории, а о методе, который позволит разрешить проблему с принятием - непринятием всех этих спорных теорий. Во-вторых, метод прошел уже определенную апробацию в виде публикации статей в философских журналах и сборниках, докладов на международных конференциях и, наконец, отзывов ведущих в стране специалистов. В качестве примера последних прилагаю отзыв руководителя сектора философии естественных наук ИФ РАН, Е. Мамчур на одну из моих статей по единому методу. К этому остается добавить, что эти результаты были достигнуты в условиях преодоления огромного сопротивления философского истеблишмента, начиная с директора ИФ РАН В. С. Степина.
Андрей Басманов - эксперт Центра Сулакшина
16 марта 2016 года министр Дмитрий Ливанов в очередной раз выразил уверенность в правильности избранного пути на реформирование отечественной науки. Правда, он заметил, что пока реформирование РАН не оказывает положительного влияния на продуктивность академической науки. Тем не менее, министр уверяет, что «результат обязательно придет… предстоит реализовать еще целый ряд экспертных решений».
Пока правительство упорно продвигает реформу науки, не обращая внимания на протесты видных ученых, страна стремительно теряет интеллектуальный потенциал: утечка научных кадров грозит перейти критическую черту. Статистики по уезжающим за рубеж ученым в России не ведется, но по отдельным оценкам это тысячи специалистов в год. Согласно исследованию Сибирского отделения РАН, 70% молодых учёных не принимают реформу науки, 40% рассматривают возможность вообще уйти из науки.
Условия, в которых существует российская наука, заставляет оставлять исследования даже самых мотивированных и преданных своему предмету специалистов. Причем дело здесь не только в материальном положении самих научных институтов, но также и в общем политическом тренде российской власти: научная деятельность, требующая постоянных контактов с международным научным сообществом, страдает от ужесточения политического режима и пропаганды - контакты с зарубежными коллегами сворачиваются, прекращаются совместные проекты, урезается финансирование переводов статей и монографий. Таким образом, Россия загоняется на периферию научного развития, становится глухой провинцией в научном мире.
В ноябре 2015 года вышел в свет доклад ЮНЕСКО «По пути к 2030 году», который проясняет истинное место российской науки в мире: согласно ему, вклад России в мировую науку составляет 1,7%. Вклад Китая оценивается в 19,6%, а США в 28,1%. Если Россия намерена конкурировать на мировом рынке высокотехнологической продукции, как о том говорят наши первые лица, то придется сокращать поистине катастрофическое отставание от ведущих держав в научном потенциале. Сейчас уже очевидно - реформа науки этому не только не способствует, но и закрепляет наше отставание, превращая его в безнадежное. Надо отметить, что и нынешний вклад в мировую науку обеспечивают области, традиционные для советской науки (например, теоретическая физика), но никак не находящиеся на острие технологического развития.
Другой показатель, возвращающий к реальности от либеральных грез Дмитрия Ливанова, - это количество оформленных патентов: в 2013 году на Россию пришлось 0,2% от всех открытий, совершенных в мире (591 российский патент). И это в самый разгар реформы, под заверения чиновников, что «результат обязательно придет», нужно только еще чуть подождать и ни в коем случае не сворачивать с пути, избранного в высоких кабинетах.
В реализации реформы власти готовы зайти очень далеко, не считаясь с потерями для науки. Сопротивление академиков РАН реформаторам не ослабевает, что заставляет Минобрнауки наращивать давление, принимая все более радикальные решения: безо всякого экспертного обсуждения уничтожили весьма успешную Россельхозакадемию, в апреле 2015 года глава ФАНО уволил собственным приказом руководителя Института аналитической химии (ГЕОХИ), по сути за критику агентства, причем без согласования с Российской академией наук. Коллективным протестом академиков решение удалось отменить, однако очевидно, что ФАНО стремится к замене ключевых кадров на людей, лояльных министру и реформе. Этому служат планы по увольнению всех руководителей старше 70 лет - это половина всех директоров институтов, объединение научных учреждений в крупные центры со слиянием бухгалтерий. При этом уменьшится фиксированный бюджет институтов, что приведет к сокращению зарплат и штатов. Ведь оптимизация - излюбленная мантра реформаторов.
В основу пресловутой эффективности ученых и институтов заложены совершенно неверные критерии, например, тот же индекс цитируемости, который как раз в самых новаторских областях исследований ничего не говорит. Много ли будут цитировать ученого, разрабатывающего принципиально новое направление? А ведь именно от этого зависит «эффективность» ученого в новой системе, а значит и его финансирование.
Всё идет к тому, что вскоре чиновники будут сметать целые научные направления, которые покажутся им неэффективными, ведь сам принцип, что наукой управляют люди, глубоко чуждые ей, вряд ли претерпит изменения в рамках нынешнего политического режима. Наука - сложная система, значимость тех или иных её элементов зачастую совсем не очевидна, и предсказать, какие из текущих исследований станут прорывными в будущем - далеко не всегда возможно. И совершенно ясно, что подход, предполагающий снятие с довольствия всех, чья польза вызывает у чиновников сомнения - разрушителен для российской науки.
Даже в общем финансировании науки нет никакого продвижения - оно по прежнему составляет 1% от ВВП, хотя реформа как правило предполагает увеличение бюджета той или иной отрасли. Находятся ли еще те, кто действительно верят, что «результат обязательно придет…»? Или же под результатом подразумевается ликвидация науки как фактора бытия нашей страны?
В целом, на примере реформирования науки мы видим, что либеральные реформы остаются самоцелью для нынешней российской власти - конкретные результаты страны далеко на обочине её интересов. Страна может иметь будущее только при полном её переформатировании на принципиально новых, постлиберальных, основаниях.
ЕЩЁ ПО ТЕМЕ